Предисловие и примечания заслуживают особого внимания. Мсье Трике, если и писал русские стихи (что сомнительно), не пытался учить Пушкина, или хотя бы Ленского, как это надо делать. Его духовный наследник г-н Аллен смелее, и пробует давать Поплавскому не очень нужные уроки.
Он поправляет язык русского поэта довольно-таки забавным образом. Например, указывает, что мол, греческий остров надо именовать Кифера (в современном греческом-то произношении, кажется, Кифира). Но ежели сия форма и фигурирует на географических картах, то не только Поплавский, но и куда более авторитетный в сфере поэзии Г. Иванов говорят о «Путешествии на остров Цитеру»; да также обычно называют по-русски и соответствующую картину Ватто. Что до галлицизмов Поплавского, которые Аллен высмеивает, – они, в основном, умышленные, для создания местного колорита. Русскую грамматику Поплавский вполне удовлетворительно знал.
Странное впечатление производит в изложении Аллена и биография рано и трагически погибшего поэта. Остающийся темным вопрос об его смерти (cлучайность? cамоубийство? eбийство?) здесь смазан и словно бы умышленно запутан. Суть дела была ведь в том, что он отравился вместе с приятелем (имя которого долго держалось почему-то в секрете, но с недавних пор раскрывается как Сергей Ярхо). В результате чего, как в непристойных стихах Баркова[151]: «Наутро там нашли два трупа».
Аллен же зачем-то второй труп устраняет путем замалчивания, а о кончине Поплавского отзывается как о чисто случайной. Случайная или нет, но она была на почве принятия чрезмерной дозы героина. Ссылки же на Илью Зданевича, бездарного романиста, писавшего под псевдонимом Ильязд[152], только лишний раз подтверждают, что это свидетель в высшей степени ненадежный.
Примечания, подстрочные и в конце тома, представляют собой крайне курьезную картину. В них некоторые вопросы, например, о средневековых еретиках и схоластах, освещены чрезвычайно подробно. Тогда как многие другие пункты оставлены без объяснения, отнюдь бы тут нелишних. Например, многие ли подсоветские читатели, незнакомые со скандинавской литературой, поймут ссылки Поплавского на Ингрид и Сольвейг?
Во многих случаях примечания не просвещают, а дезориентируют. «Cafe des Deux Magots» переведено как «Кафе двух Маго», словно бы речь шла о какой-то семье Маго! На деле, magot по-французски это «обезьяна», «мартышка». Rue de la Montagne Sainte Genevieve объяснено как «улица Горы Сен Женевьевы», что весьма нелепо. Если уж переводить, то надо бы не Сен (!) Женевьевы, а Святой Женевьевы, или Святой Геновефы. Rue de la Gaîté, т. е. «улица Веселья», передано как улица Гэте, вызывая у неподготовленного читателя ассоциации с великим немецким поэтом. Гримуары превратились в несуществующие примуары (речь шла о средневековых сборниках магических и алхимических формул).
В одном месте из неверного перевода возникает сильное и важное искажение смысла. Старый аббат Гильдебрандт умирая, беспокоится о судьбе девушки, воспитывавшейся в монастырской школе, у которой он находил особые духовные дарования, и спрашивает у сидящей у его одра монахини:
– Marie, faut-il lui dire? – т.e.: «Мария, надо ли ей сказать?».
А это переведено так: «Мария, сказать ли ему?». Кому же это, ему? Получается галиматья, сбивающая с толку читателя, не знакомого с французским языком (а для знающего по-французски незачем было бы и переводить).
«Наша страна» (Буэнос-Айрес), Рубрика «Библиография», 1 мая 1993, № 2230, с. 2.
У порога
Жутко мне стало, когда я узнал из книги Бориса Нарциссова[153] «Шахматы» (Вашингтон, 1974), что уже
и что астрофизики, собравшись в Паламаре, бессильно спорят:
а в телескопах у астрономов мельтешат
Тщетно знакомые меня успокаивают, что мол ведь это – стихи, и вообще, так сказать, фантазия. Утешение плохое.
На этот счет умнее всех рассуждал когда-то И. Л. Солоневич, указывая, что у талантливых поэтов пророчества встречаются на каждом шагу. А уж что до научной фантастики, то она сбывается постоянно, почти регулярно, и со все растущей быстротой.
Вот Жюль Верн описал «Наутилус», а современным детям, наверное, даже и трудно объяснить, что тогда еще не было столь обычных теперь подводных лодок.
Он же, а за ним и Герберт Уэллс, говорили о полетах на луну; хотя, впрочем, Сирано де Бержерак[154] о них рассказал в подробностях еще в эпоху трех мушкетеров…
151
Иван Семенович Барков (1732–1768) – поэт, переводчик. Секретарь М. В. Ломоносова. Автор «срамных» (эротических) стихотворений.
152
Илья Михайлович Зданевич (1894–1975) – писатель, издатель, художник. Теоретик русского авангарда. С 1920 в эмиграции, с 1921 жил в Париже. Работал рисовальщиком по ткани в фирме «Шанель», директором завода и фирмы. Выпустил три поэтические книги.
153
Борис Анатольевич Нарциссов (1906–1982) – поэт и переводчик. В молодости жил в Эстонии, входил в Юрьевский цех поэтов. Окончил Тартусский университет по специальности химия. Во время войны жил в Германии, затем в Австралии, откуда переселился в США, где жил в Вашингтоне. Выпустил несколько сборников стихов, занимался переводами Эдгара По, а также эстонских поэтов.
154
Эркюль Савиньен Сирано де Бержерак (Hercule Savinien Cyrano de Bergerac; 1619–1655) – французский драматург, писатель, поэт. Один из основоположников научной фантастики. Прототип героя пьесы Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак».