Может быть, самое лучшее из до сих пор опубликованного Ильинским, это поэма «Фабрис». Нас не удивляет, что сюжет ее позаимствован из «Пармской обители» Стендаля. Стендаль искал всю жизнь тех же героев, какие близки Ильинскому, людей действия, волевых и динамичных. Не напрасно профессор А. А. Смирнов[205] сравнивал его в одной из своих статей с Александром Дюма.
Не случайно и то, что сюжет этого высшего достижения Ильинскаго взят из западной литературы. Если не бояться слишком сильных слов, у Ильинскаго есть черта, роднящая его с Пушкиным: всечеловечность, благодаря которой люди любой страны ему понятны и легко входят в его творчество. Европу же он, как мы все, эмигранты, знает хорошо; но оценить и отразить умеет, как очень немногие в русской зарубежной литературе.
Говорить, да еще кратко, о «Фабрисе» не так легко. Очень маленькая по размеру поэма совершенно оригинальна и по тону и по замыслу, и мы не видим ничего, с чем бы ее можно сравнить в русской литературе. Разве что с некоторыми отрывками у Пушкина? Скажем,
Иное дело в прозе. Тут, если не в русской, то в западной, можно найти много аналогий: и Дюма, и Вальтер Скотт, и Киплинг, и Сенкевич. Но своеобразие поэмы в том, что, идя от авантюрного романа, она подымается до истинной поэзии, и что в ней основная идея жанра – сконцентрированная сила, беззаботная радость существования, ни перед чем не знающая удержу смелость, – соединены с более глубоким чувством меланхолии, врывающимся в последние строки.
Хотелось бы процитировать кусочек. Но какой? Они все так равноценны и так тесно сбиты между собой, что, начав, кажется, не сможешь остановиться. Начнем, все же, с начала, и дадим две строфы:
В старой Европе Ильинский, как у себя дома, и ее красота и очарование для него родные. Он возвращается к ней в своем «Старом городе», у ворот которого
Но Ильинскаго в сказочный город все же пропустят. Он там – полноправный гражданин.
Нам интереснее, однако, проникнуть в его внутренний мир: и здесь поражающим звонким аккордом, блеском солнечных лучей нас встречает его жизнерадостность, его чувство красоты и увлекательности всего, что нам Бог дал на земле, и отчего современные поэты нас постепенно приучают, не смотря, отворачиваться с брезгливой гримасой. Ильинский умеет глядеть иными глазами:
Это свежее и яркое восприятие жизни, словно впервые открывающейся всякий день, может быть еще лучше выражено, впрочем, в другом стихотворении под, как нельзя более подходящим, названием «Молодость»:
То же самое опьянение прелестью нашей «жестокой планеты», которую так любил Гумилев, Ильинский несет с собою во всех своих странствованиях, как исторических, так и географических. И если мы упомянули тут Гумилева, то не зря: его ближе всего напоминают стихи Ильинскаго о Голландии, о которых мы хотим сейчас сказать несколько слов, о Голландии, где он, между прочим, увидел своим зрением, побеждающим века и тысячи верст, как в Саардаме:
Разве не чистый Гумилев – такая вот картинка Амстердама:
Но уже, пожалуй, не от Гумилева, а целиком от Ильинского, чудная, интимно-лирическая концовка:
205
Александр Александрович Смирнов (1883–1962) – советский литературовед, литературный критик, театровед, переводчик. Основоположник советской кельтологии.