Без большого преувеличения можно сказать, что главным лейтмотивом рассматриваемой версии является страх Гитлера, его союзников и приспешников, который внушала им Красная Армия, сосредоточенная на восточных границах Германии. Впервые о сталинской угрозе Гитлер заговорил якобы уже летом 1940 года — как раз тогда, когда германская армия шла от победы к победе. В июне 1940 года завершился молниеносный разгром считавшейся до того самой сильной в Европе французской армии. Франция капитулировала, в Париже развевались флаги со свастикой. В тоже время (а если точнее, то всего кварталом раньше) Советский Союз ценой невероятных потерь принудил Финляндию лишь пойти на мирные переговоры, результатом которых хотя и стала аннексия значительной части её территории, но страна сохранила суверенитет и полную политическую независимость, т. е. не попала в сферу влияния СССР, более того, с началом войны тут же примкнула к Германии. Поэтому всем международным сообществом финская кампания была оценена как явное военное поражение Советского Союза.
И вот читателя убеждают, что именно тогда Гитлера начали мучить кошмары, будто Сталин нападёт на него. В кошмарных снах ему видится, как завершается процесс окружения Германии, и со следующего года начнётся её уничтожение. Эти страхи якобы подогреваются донесениями от Антонеску: «СССР уже полгода находится в милитаристском угаре. Советские войска могут каждую минуту начать вторжение в Румынию». Нефть вообще, румынская, в частности, — объект особого внимания Гитлера. Он вообще «помешан» на нефти. Перечитал все книги о нефти, знает о ней всё — от истории её первого применения до новейших технологий её переработки. Угроза нефтяным полям Румынии становится, по мнению авторов версии, чуть ли не основной причиной нападения на СССР в июне 1941 года.
Под влиянием якобы усиливающегося страха перед Сталиным в Берлине происходит подписание Тройственного союза Берлин-Рим-Токио. Боясь сталинского наступления на Балканах или в Польше, Гитлер замышляет переориентировать Сталина на юг, к Ирану или Индии. «Движение на юг означало бы войну с Англией, что дало бы возможность без помех подготовиться к нападению на СССР…». С этой целью Риббентроп организует переговоры в Берлине Гитлера с Молотовым. Однако, убедившись вскоре в стойкости сталинского интереса к европейским проблемам, Гитлер теряет сам интерес к этим переговорам, которые заканчиваются практически ничем.
Учения Красной Армии летом-осенью 1940 года будто бы так сильно напугали Гитлера, создав у него впечатление, что Сталин может начать военные действия, не ожидая немецкого вторжения на Британские острова. «Начни Сталин сейчас военные действия, нетрудно себе представить, что может произойти. У нас нет реальных сил, которые можно было бы противопоставить его гигантской военной машине». Мне это кажется лишенным всякого смысла: ведь не прошло ещё и полугода, как крошечная Финляндия нашла силы противостоять Красной Армии, а вот у Вермахта, буквально «разметавшего» французов с союзниками, сил нет просто никаких. «Если Сталин ведет собственную дьявольскую игру…, то обстановка становится катастрофической…». Гитлер чувствует себя уже в мышеловке: «Петля, которую Сталин ловко набросил на горло Гитлера в августе 1939 года, затягивается быстрее, чем он думал. Гитлер подспудно уже понимает, что какие-то силы втянули его в борьбу, к которой он не готов ни психологически, ни физически. „Силы русских почти втрое превосходят немецкие. Напасть на Сталина — безумие,…но нет другого выхода. Если Сталин ударит первым, трудно представить себе катастрофу,…Это будет вообще конец. Но германский воин не ждет гибели, а идет ей навстречу с мечом…“.» И это Гитлер, который ненавидел пессимистов и продолжал верить в Провидение почти до самого конца, а тут вдруг такие настроения в 1940 году. К тому же откуда это превосходство в численности. Ведь чуть раньше читателю под видом государственной тайны «высочайшей категории» было сообщено: «…к июню 1940 года в СССР было создано семнадцать армий — это больше, чем их существовало при всеобщей тотальной мобилизации всего населения…». (Наверное, имеется в виду, во время гражданской войны). Но семнадцать армий — это менее двух миллионов человек. Откуда же тройное превосходство? К тому же, почти столько же будет разгромлено всего за один месяц боёв — под Киевом, Брянском и Вязьмой в 1941 году. В преддверии сталинского наступления уже «17 октября 1940 г. в Вермахте была введена повышенная боевая готовность…», т. е. возникла ситуация близкая к панической.