Но в данном случае нас интересует только взгляд Аристотеля на этику. Его самая важная работа на эту тему называется «Никомахова этика» — либо в честь его отца Никомаха, либо в честь его сына Никомаха, либо какого-то другого парня по имени Никомах, который ему нравился больше, чем собственные отец или сын. Чтобы объяснить, что делает человека хорошим или плохим, и при этом не сосредоточиваться на его поступках, Аристотель предпринял несколько шагов. Ему нужно определить, 1) какими качествами должен обладать хороший человек, 2) в каких количествах, 3) есть ли у всех нас способность приобрести эти качества, 4) как их приобрести и 5) как мы увидим (или почувствуем), что обладаем ими. Это длинный список, и чтобы найти все аргументы, нужно немного терпения и времени. У мыслителей, о которых мы поговорим позже, есть теории, которые можно неплохо изложить в нескольких предложениях; этика Аристотеля похожа на электричку, у которой на маршруте много остановок. Но это приятная поездка!
Вам, наверное, покажется странным, что мы начинаем с последнего вопроса предыдущего абзаца, но именно так делает Аристотель. Сначала он определяет конечную цель — саму цель жизни, то, к чему мы стремимся. Точно так же молодой пловец считает золотую олимпийскую медаль главной целью, означающей максимальный успех. Аристотель говорит, что это и есть счастье. Это телос[17], или цель, человеческого бытия. Думаю, его доводы в пользу этой идеи убедительны. Есть вещи, которые мы делаем по какой-то другой причине. Например, мы работаем, чтобы заработать деньги, или занимаемся спортом, чтобы стать сильнее. Кроме того, существуют блага, которые мы хотим получить[18], например здоровье, честь или дружба, потому что с ними мы становимся счастливыми. Но счастье занимает первое место в списке желаемого, и оно не представляет собой никакую другую цель, кроме себя самого[19]. Именно его мы хотим достичь, просто… быть им.
Строго говоря, в оригинале на греческом Аристотель использует расплывчатое понятие «эвдемонизм», которое иногда переводится как «счастье», а иногда как «процветание»[20]. Я предпочитаю «процветание» — это слово мне кажется более всеобъемлющим. Мы здесь говорим о конечной цели человека, и если назвать его процветающим или успешным, кажется, что он больше удовлетворен жизнью, более цельный и производит лучшее впечатление, чем «счастливый». Я часто счастлив, но при этом не чувствую, что успешен. Например, мне трудно представить себе большее счастье, чем смотреть баскетбольный матч, уплетая пачку за пачкой печенье с арахисовым маслом, но успешен ли я, когда делаю это? Это ли мой максимальный уровень самореализации? Неужели это конечная точка моего личного потенциала? (Мой мозг постоянно пытается ответить «Да!» на эти риторические вопросы, и если это правда, то мне было бы немного грустно, поэтому я опущу этот момент.) Похоже, Аристотель предвидел такое напряжение и разрешил его, объяснив, что счастье отличается от удовольствия (связанного с гедонизмом), поскольку у людей есть мозги и способность рассуждать. Это означает, что Счастье с большой буквы «С», о котором он говорит, подразумевает рациональное мышление и добродетели[21], а не просто, раз уж я привел этот пример, финал баскетбольного чемпионата и ведро печенья с арахисовым маслом.
17
Телос — очень важное понятие в греческой философии. Если употреблять в речи прилагательное, образованное от него, «телеологический», вы покажетесь очень умным, поэтому советую почаще это делать. Каждый раз, когда кто-то говорит то, чего вы не понимаете в философской дискуссии, можно сказать: «Разве мы не должны говорить об этом в телеологических терминах?» Оппонент вам покивает и скажет: «Гм, да, хорошая идея».
20
Я стараюсь не использовать слово «эвдемонизм» в разговоре, поскольку не уверен, что говорю правильно. Он «эв-де-мо-нИзм», или «эв-дЭ-мо-низм», или «эв-дЕ-мо-низм»? Я этого не знал, и каждый раз, когда произношу это слово вслух, например только что Тодду в Zoom, я как будто проглатываю его или притворяюсь, что кашляю, чтобы он не понял.