Между прочим, давно известен набор вопросов для типизации преступника, с которых начинается, как правило, первый допрос подозреваемого в совершении преступления. Впрочем, этот набор далеко не полон, что подтверждается следующим примером одного из вариантов опроса насильственного преступника.
Вопросы для составления криминологического портрета насильственного преступника:
а) пол;
б) возраст;
в) место проживания;
г) род деятельности;
д) внешность;
е) физическое здоровье;
ж) семейное положение;
з) окружение;
и) психологические особенности;
к) особенности психики;
л) мотив преступления;
м) длительность преступной деятельности;
н) соучастники;
о) тип преступной личности.
В конечном итоге разработка криминологического портрета преступника предназначена для того, чтобы на ранних этапах постараться предупредить совершение преступлений. Идея о прирожденном преступнике Ломброзо преследовала ту же цель, и вечный вопрос о том, почему одни люди совершают преступления, а другие — нет, ставится тоже для этого. Человеческое общество пытается обезопасить себя от проявлений агрессии и поведения, нарушающего существующие правила поведения, со стороны своих членов, чтобы уверенно смотреть в будущее. Но именно этого и не происходит. В чем же дело? В том, что все-таки прав Ломброзо, а мы до сих пор не в силах принять его пессимистические идеи о прирожденном преступнике, которого надо изолировать с момента его рождения?
Полагаю, что проблема в другом. Оставим на время личность преступного типа и посмотрим, как действует наша правоохранительная система. Даже приближенного взгляда на нее достаточно, для того чтобы понять — она построена не для профилактики правонарушений и преступлений, но даже не для локализации преступных проявлений. Обратим внимание, какие данные собираются на преступника и на его окружение, которые уже попали в сферу действия правоохранительной системы (т. е. в данном случае мы говорим, что на расследовании конкретного преступления уже надо начинать заниматься предупреждением следующего, еще не совершенного). Но данные собираются минимальные. Что происходит потом с этими данными? Ничего. Они даже не исследуются, не говоря уже о том, чтобы постараться использовать их для немедленного тиражирования для тех исполнителей, которые по закону должны стоять на переднем крае предупреждения преступлений (участковые инспектора, работники инспекций по делам несовершеннолетних и другие). Следовательно, правоохранительная система давно превратилась в исключительно карательную, которая борется не преступностью, а с преступлениями и, более того, заинтересована в наличии тех самых преступлений. Как всегда, ситуация парадоксальная, на грани абсурда — правоохранительная система не заинтересована в преступности в том смысле, что преступность — это социально-негативное явление, которое мешает нормальному функционированию общества, но не может существовать без преступлений. Чем больше преступлений, тем больше выделяется денег на их раскрытие, тем надежнее штаты, тем выше заработная плата. В утешение себе и всем могу сказать только, если это может нас хоть в какой-то степени успокоить, что точно такая ситуация: 1) произошла практически во всех странах мира; 2) все это — не случайно.
В известной работе с примечательным названием «Борьба с преступностью как индустрия» (Crime control as industry) Нильс Кристи писал: «Действия не являются, а становятся теми или иными. То же и с преступностью. Преступлений как таковых не существует. Некоторые действия становятся преступлениями в результате долгого процесса придания смысла этим действиям. Особенную роль играет при этом социальная дистанция. Эта дистанция усиливает стремление трактовать определенные действия как преступления, а людей, совершающих такие действия, упрощенно считать преступниками»[30]. А дальше он показывает, к каким результатам приводит работа карательной системы применительно к борьбе с наркотиками. По его утверждению, война с наркотиками вымостила дорогу войне с той частью населения, которая признана наименее полезной и потенциально наиболее опасной. Своим существованием эти люди демонстрируют, что не все организовано как надо в социальной структуре, и в то же время они являются потенциальными источниками беспорядков[31].