Развертывается действие в мифологическом пространстве с участием мифических персонажей. Это позволяет автору обобщенно показать социальные отношения и события, происходящие в обществе.
В ковчеге, спасаясь от потопа, «чистые» выбрали помазанником божьим Негуса, но он слопал все припасы. За это его свергли с ковчега и объявили республику. Но «нечистым» не стало от этого легче. Рудокоп недоумевает:
Ему отвечает сытый Француз, ковыряясь в зубах:
После скитаний по Аду и Раю Нечистые достигают Земли обетованной — той, где можно трудиться на себя, а не на Чистых. В завершение спектакля они поют гимн освобожденному человечеству на мотив партийного гимна «Интернационал»:
Таков революционный запев. Первый вариант пьесы был написан в 1918 году и обработан для постановки в 1920-м. После оптимистической поэмы «Хорошо!» (1927) последовала «феерическая комедия», которую точнее было бы назвать сатирической, — «Клоп» (1929) и, наконец, «Баня» — в год самоубийства автора (1930).
Причину своего преждевременного ухода из жизни поэт объяснил как будто исчерпывающе: «Любовная лодка разбилась о быт». Однако остается ощущение, что дело не только в этом: Он не был однолюбом (если не считать постоянную страсть-привязанность к Лиле Брик). В его отношении к окружающему стал намечаться душевный надлом. Это заметно по его последним пьесам.
В «Клопе» бывший пролетарий Присыпкин, став «гегемоном», превращается в пошлого хама, жадного до материальных благ мещанина. Обуржуазился! Из-за несчастного случая он оставался замороженным в погребе 50 лет и был оживлен. По мысли автора, в 1979 году два пришельца из прошлого — «Клопус нормалис» и «Обывателиус вульгарис» — видятся людям будущего доисторическими животными. Человекоподобное существо особенно страшно и опасно, ибо приспосабливается к любой обстановке, прикидываясь писателем, политиком и т.д. Оно курит, пьянствует, плюется и непристойно выражается.
…Мне довелось видеть в Театре сатиры постановку «Клопа» примерно в то, указанное автором время, когда и происходит оживление Присыпкина. В конце представления актер, игравший его, обратился в зал: «Граждане! Братцы! Свои! Родные! Откуда? Сколько вас?! Когда же вас всех разморозили? Что ж я один в клетке? Родимые, пожалте ко мне!…»
Звучало это символично. «Обывателиус вульгарис», духовный буржуа, которого Мережковский назвал Грядущим Хамом, расплодился в нашей стране. Его материальные потребности выросли непотребно. Он готов был порушить систему коллективизма ради индивидуальных благ капитализма, который представлялся этим людям (не только служащим, интеллектуалам, но и рабочим) царством «среднего класса» с коттеджами, личными автомобилями и прочими радостями не бытия, но — быта.
«Баня» Маяковского — сатирическая драма. Главный герой — товарищ Победоносиков, главный начальник по управлению согласованием, Главначпупс. Это тип номенклатурного деятеля из породы все того же «Обывателиус вульгарис». Вновь происходит фантастическое перемещение во времени. Является из коммунистического будущего — 2030 года — Фосфорическая женщина.
Приветствуя изобретение машины времени, Победоносиков восхищается ее великолепными возможностями сокращать рабочее время и растягивать отпуск, а вместо получения жалованья раз в месяц можно получать его за месяц каждый день. (Разве не такая мечта вдохновляет обывателя всех времен и народов: получать как можно больше денег за наименьший труд.)
Для подобных «деятелей», утверждает автор, путь в будущее закрыт. Фосфорическая женщина, отправляясь в XXI век, объясняет:
«Товарищи!… Будущее примет всех, у кого найдется хотя бы одна черта, роднящая с коллективом коммуны, — радость работать, жажда жертвовать, неутомимость изобретать, выгода отдавать, гордость человечностью. Удесятерим и продолжим пятилетние шаги. Держитесь массой, крепче, ближе друг к другу. Летящее время сметет и срежет балласт, отягченный хламом, балласт опустошенных неверием».
Так Маяковский в своем творчестве прошел путь от революционного эпоса к мифологии будущего. Он приветствовал 1917 год как великий духовный переворот, очищающий души от скверны, творящий новую человеческую личность. Но с годами убеждался: прежние иллюзии все более отдаляются от реальности.
Вспоминается эпизод из «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова. На сеансе магии Воланд, оглядывая московских социалистических горожан, задумчиво произносит: «Ну что же… они — люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… В общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…»
Да, еще после 1905 года благодаря либеральным реформам, а также индустриализации в крупные города хлынули массы людей из провинции, поселков, деревень. С улучшением жизни росли и материальные потребности. Ориентиром для большинства стал средний горожанин, мещанин.
При НЭПе процесс этот расцвел пышным цветом, затем несколько подувял, но и при социалистическом строительстве не остановился. Появилась новая разновидность «Обывателиус вульгарис» — совслужащий (советский служащий). И уже примерно через 6 лет после революции Маяковский написал «О дряни»:
Поэт оговорился, что имеет в виду не просто горожанина, а тех, кто «засели во все учреждения», «свили уютные кабинеты и спаленки». На них даже портрет Маркса глядит с отвращением:
Вскоре Маяковский испытал дальнейшее разочарование:
Уже не народ — народец, и даже не дрянь — дрянцо. Миф о вселенской революции духа подобно любовной лодке разбился о риф быта.
Слишком большие надежды возлагали молодые романтические натуры на быстрое обновление внешнего и внутреннего мира людей после революционного переворота. А социальная катастрофа, как выяснилось, подобна таранной волне цунами. Она оставила после себя разрушения, разруху, измученное поредевшее население. Многое, прежде устоявшееся, пришлось отстраивать заново.