— Веня, а где твой живот? — не без труда освободившись от жарких объятий, изумилась Евсеева. — Ты разродился?
— Ага! Удачно! — подхватил шутку друг.
— Невероятно! Ты сколько сбросил?
— Почти пятнадцать килограммов! — Потюня гордо втянул и без того опавший живот и выпятил грудь. — И это всего за полгода. Прикинь, каким я стал целеустремленным!
— Глазам не верю! Ты писал, что решил заняться собой, но чтобы такими темпами!.. Молодец! Даже завидно! — не удержалась она и тут же поделилась своим «горем»: — Зато у меня плюс десять кэгэ за четыре года. Тот же вес, что и до беременности после гормонов. Хнык!
— А ты мне такая даже больше нравишься, — Веня внимательно посмотрел на Катю. — Щечки, румянец… Как вспомню тебя во время токсикоза — кожа да кости! Хотелось обнять и плакать! Тебе эти килограммы определенно к лицу! Никого не слушай: женщина должна быть женщиной, а не вешалкой. Это я тебе как мужчина говорю.
— Ага, а сам как же? Я тебя таким стройным и не припомню.
— Да я сам себя таким не помню! Еще пятнадцать килограммов сброшу — стану почти таким, как в студенческие годы. Хотя и тогда тонким и звонким меня можно было назвать с натяжкой.
— Признавайся, что тебя сподвигло? Или… кто? — посмотрела она на друга игриво. — Женщина? Новая любовь?
— Почему обязательно новая?
— Подожди… Так-так… Попробую сама догадаться… Неужели Галина?!
Веня смущенно опустил голову затем поднял довольный взгляд.
— Ничего от тебя не скроешь, Проску… Ой, прости, Евсеева. Как была рентгеном человеческих душ, так им и осталась.
— Ты мне льстишь. Не забывай, что я кое-что знаю о твоей жизни. Но мне не терпится узнать, как ей удалось уговорить тебя похудеть!
— А что рассказывать? Началось с того, что около года назад я загремел в больницу: сердце, гипертония…
— Да, помню. Ты тогда пропал на неделю…
— Если бы на неделю! Почитай, месяц отлеживался. Не хотел тебя волновать… На лестнице в арендованную студию стало плохо, упал, потерял сознание. Скорая, больница… Можно сказать, меня Денис спас: обещал со светом помочь, немного опоздал, шел следом, наткнулся на мое бесчувственное тело, вызвал скорую, позвонил матери. Галка тут же в больницу примчалась: ухаживала, поесть-попить привозила, с докторами общалась. Прикинь: я едва повторно сознание не потерял, когда пришел в себя и ее лицо увидел. Подумал: все, кранты, уже на небесах. Она ведь все эти годы даже разговаривать отказывалась! А тут…
— Ничего себе! Ты ни словом не обмолвился, что всё так серьезно.
— А смысл? Чтобы еще и ты переживала? Мне Галки с лихвой хватило. После больницы к себе домой забрала, выхаживала, на реабилитации возила, а затем отвела к диетологу. Так что я теперь под полным Галкиным контролем: и мысли, и тело. Говорит, что если бы помер, не простила бы себе. Призналась, что все эти годы продолжала любить, даже несмотря на то, что была в курсе моих похождений! Да если б я знал, я… я к ней давно на коленях приполз бы! Столько лет жизни коту под хвост! Что ж вы, женщины, с нами делаете, что ж вы над нами так издеваетесь?!
— Так и вы с нами не особо церемонитесь… — Катя перевела взгляд в темноту за окном. — Я тоже хотела бы повернуть время вспять, но, увы…
— Кать, ты что, по Виталику страдаешь? — изумился Потюня. — Даже не думай, выбрось его из головы! Или у тебя что-то не так с Генрихом?
— С Генрихом, если не считать, что я его не люблю, все так: свадьба через четыре недели.
— Совсем не любишь? Ни капельки?.. — Веня откинулся на спинку стула, внимательно посмотрел на Катю и вздохнул: — Получается, это я виноват…
— Ты-то здесь при чем?
— При чем… При том, что он тогда тебя тоже искал. Просил сообщить, если узнаю, где ты… А тут Генрих со своей истерикой… В общем, кретин я, Кать.
— Ты о Ладышеве? — уточнила она и нервно усмехнулась. — Да он послал куда подальше и меня, и Марту, когда та еще не родилась!
— Не верю. Это какая-то ошибка. Я помню его голос…
— Отец тоже запомнил его голос, когда решился помощи попросить.
— Погоди… Ты что, даже не сама с ним разговаривала? Насколько я понял, он не знал, что ты беременна от него. Да, да! — горячо заверил Веня, поймав недоуменный взгляд Кати. — Ты и дальше можешь врать, что он — не отец. Но только не мне: я точно знаю, что это Ладышев!
Катя опустила голову. Повисла долгая пауза.
— Узнаю Проскурину, — нарушил молчание Потюня. — Упрямая, принципиальная. Как Евсееву я тебя не знал и пока не узнал. А вот Проскурину хорошо помню… Ладно, извини!