— Хорошо… Пусть поживет у бабушки с дедушкой, — согласилась дочь. — Мы все равно к ним навсегда приедем, ты обещала.
— Приедем, — кивнула Катя.
«Вот только вряд ли навсегда, — добавила она про себя. Настроение мигом испортилось. — Условия Генриха приняты… И всё ради тебя, солнышко, лишь бы ты окончательно выздоровела, — она погладила дочь по волосам, поцеловала в макушку. — Подрастешь — поймешь, что только ради тебя…»
— Если очень хочешь, то можешь остаться с Генрихом. А я всё равно буду жить с бабушкой и дедушкой, — словно прочитала ее мысли дочь и добавила: — Будешь приезжать к нам в гости…
…Припарковавшись недалеко от вокзала за час до отправления поезда, Оксана и Катя, оставив в салоне уснувшую девочку, вышли на воздух. Им о многом хотелось поговорить перед отъездом, но не в присутствии ребенка. Слишком уж не по-детски логично мыслила Марта, задавая вопросы, на которые невозможно было ответить. Такое случалось, и не раз. Пытаясь уйти от ответа, приходилось изворачиваться, обманывать, фальшивить. Непонятно как, но она это сразу улавливала: в маленькой головке словно включался процессор, который, находя нестыковки, тут же генерировал новые уточняющие вопросы.
Развитые не по возрасту аналитические способности дочери Катя заметила давно и поначалу не придавала им значения, объясняя их повышенным детским любопытством. До тех пор, пока зимой та по-взрослому не отчитала мать за попытку уйти от ответа на вопрос о папе. Мысленно она давно к этому готовилась, и все же вопрос застал ее врасплох: не ждала его так рано. Да еще фактор неожиданности сказался: мама готовила ужин, дочь за столом читала вслух книжку (только-только научилась складывать слоги в слова) и вдруг, оторвавшись от страницы, на полном серьезе спросила: «Когда ты познакомишь меня с моим настоящим папой?»
И что ответить ребенку в три с половиной года? Неужели рассказать всю правду? Принялась лепетать о том, что папа… Впрочем, Катя и сама уже не помнила, что говорила. Поначалу внимательно слушавшая дочь быстро потеряла интерес и заявила: мама придумывает! Как в мультике: когда кто-то кого-то пытается обмануть, то сочиняет разные истории. И привела пример. Пересказывая сюжет, Марта на время отвлеклась, позволив матери справиться с замешательством, но ненадолго: заявила, что, как бы ее ни просили, она никогда не станет называть Генриха папой. Затем как ни в чем не бывало она подхватила книжку и отправилась на диван в гостиную…
— Зажигалку в машине забыла. — Похлопав по карманам и не обнаружив зажигалки, Оксана сделала пару шагов назад к машине, согнулась, подняла что-то с земли. — Уронила и не заметила, — пояснила она, прикурив. — И в кого она у тебя таким вундеркиндом уродилась?
— В чем-то, может быть, и вундеркинд. Все эти долгие наркозы, операции… Мы ведь не знаем, каково там, между небом и землей, едва рожденной душе пришлось. Повзрослела в силу обстоятельств… А так — обычный ребенок: наговорилась, начиталась, насмотрелась мультиков — и спать, — Катя с улыбкой посмотрела на машину, где, запрокинув головку и приоткрыв ротик, в автокресле спала дочь.
— Не тянет снова закурить?
— Еще как тянет! Особенно после ее вопросов… Ладно, дай сигаретку. Может, успокоюсь.
— Нервничаешь?
— Не без этого. Ночью, считай, глаз не сомкнула. Но не столько из-за поездки… Как бы ни случилось ошибки, которая всем испортит жизнь. Ты же слышала, как Марта о Генрихе отзывается… — выпустив дым, она с непривычки закашлялась.
— Уже сто раз пожалена, что уговаривала тебя здесь остаться: вернулась бы в Минск, смотришь, по-другому все сложилось бы.
— К чему теперь эти разговоры? Уже нет другого выхода.
— Не сложится — разведетесь.
— О чем ты! Он честно предупредил, что от Марты после удочерения уже не откажется и мне не отдаст. Так что придется быть рядом. Я без нее не смогу.
— С первого дня мне этот Генрих не нравился, — Оксана вздохнула. — Здесь я с Мартой солидарна. Простить себе не могу, что не получилось тебе помочь.
— Перестань. Если кто и виноват в этой истории, то только я. Не надо было всё пускать на самотек… Сразу после операций час годом казался, жила одним днем: все мысли о Марте, о ее здоровье… Только получается, однобоко я о ней заботилась, теперь вот обеим приходится расплачиваться.
— Пробовала с ними снова связаться?
— Пробовала. Молчат. Последнее письмо отправила две недели назад, а в ответ — тишина. Ай, всё! — Катя загасила сигарету о бетонный бордюр и, не обнаружив поблизости мусорки, зажала бычок в ладони. — Надо прекращать эти попытки, принять реальность и делать то, что диктуют обстоятельства. Только так я могу помочь Марте.