— Всем оставаться на своих местах и бросить оружие, — скомандовал вдруг чей-то резкий голос.
Сказано это было по-гречески, так что, наверняка, никто ничего не понял, кроме Фила, Хасана и меня. Впрочем, Дос Сантос и Рыжий Парик тоже, может быть, что-то поняли. Я до сих пор не знаю. Но все мы уловили значение автоматической винтовки в руках говорившего, а также мечей, дубинок и ножей у стоящих за ним примерно трех дюжин людей и полулюдей.
Это были куреты[21]. Куреты — скверный народ. Они всегда получают свой фунт мяса. Обычно жареного. Однако иногда и тушеного. Или вареного, или сырого, если уж на то пошло.
Огнестрельным оружием обладал, кажется, только командовавший… А у меня высоко над головой кружила пригоршня смерти. Я решил, кому ее подарить. Голова у него разлетелась вдребезги, как переспевшая тыква, когда был доставлен мой подарок.
— Бей их! — крикнул я, и мы принялись за дело.
Джордж и Диана открыли огонь первыми. Затем нашел свой пистолет Фил. Дос Сантос бросился к своему рюкзаку. Эллен тоже быстро очутилась там.
Хасан не нуждался в моем приказе, чтобы начать убивать. Единственным оружием, которым располагали мы с ним, были пращи. Однако куреты находились существенно ближе наших пятидесяти метров и наступали нестройной толпой. Прежде чем они бросились в атаку, он успел уложить двоих хорошо нацеленными камнями. Я тоже свалил одного.
Тут они одолели половину поляны, перепрыгивая через тела своих убитых и раненых, пронзительно вереща и приближаясь к нам.
Как я уже сказал, не все они были людьми: среди них выделялись высокий, худой, с покрытыми язвами трехфутовыми крыльями монстр; пара микроцефалов, достаточно волосатых, чтобы сойти за вовсе безголовых; один парень, из которого торчал наполовину сформировавшийся близнец; еще несколько стеатопигов[22] и трое огромного роста, массивных скотов, продолжавших бежать и после того, как получили пулевые ранения груди и живота. У одного из этих последних кисти рук были длиной дюймов двадцать и фут в поперечнике, а другого, похоже, поразила вдобавок слоновья болезнь. Некоторые из остальных были по виду почти нормальными, но все они выглядели нездоровыми и шелудивыми и были одеты либо в лохмотья, либо вообще голые. Да к тому же явно никогда не брились и скверно пахли.
Я успел швырнуть еще один камень и даже не имел возможности взглянуть, попал он в цель, или нет, потому что тут-то они и добрались до меня.
Я принялся молотить — ногами, кулаками, локтями; излишней вежливости я при этом не проявил. Стрельба затихала и прекратилась совсем. Приходится иногда, знаете ли, перезаряжать винтовки и пистолеты, да и заклинивало у некоторых оружие. Боль в боку действовала на меня очень скверно, но все же я сумел уложить троих, прежде чем что-то большое и тяжелое заехало мне сбоку по голове. Я рухнул, как падает сраженный воин.
Я медленно приходил в себя в темном, удушающе жарком, воняющем, как конюшня, месте… Такое, в общем-то, никак не способствует душевному спокойствию, успокоению желудка или нормальному возобновлению умственной деятельности. Среди всей этой вони и жары у меня не было совершенно никакого желания слишком подробно изучать грязный пол, просто я находился в очень уж подходящем положении для такого рода исследований.
Я застонал, пересчитывая все свои кости, и сел. Низкий потолок наискось опускался еще ниже, чтобы встретиться с задней стенкой. Единственное окно наружу было маленьким, как бойница, и забрано толстой решеткой.
Мы находились в задней части деревянного барака. На противоположной его стене виднелось еще одно зарешеченное окно. Оно, однако, вело в другую часть барака, в него не выглядывали и в него не заглядывали. За ним находилось более просторное помещение, и Джордж с Дос Сантосом разговаривали через него с кем-то, стоявшим с той стороны. Хасан лежал неподвижно — то ли без сознания, то ли вообще мертвый, футах в четырех от меня, голова его была вся в спекшейся крови. Фил, Миштиго и девочки тихо разговаривали в противоположном углу.
Пока все это откладывалось у меня в голове, я потирал висок. Левый бок у меня здорово болел, а другие части моего тела решили не отставать от него.
— Он пришел в себя, — сказал вдруг Миштиго.
— Всем привет. Я снова с вами, — согласился я.
Все подошли ко мне, и я принял стоячее положение. Это было чистой бравадой, но я сумел довести дело до конца.
— Мы в плену, — сказал Миштиго.
— Да что вы? В самом деле? Вот никогда бы не догадался.
— На Тейлере подобных вещей не происходит, — заметил он. — Равно как и на любом другом из миров Веганского Конгломерата.
— Очень жаль, что вы не остались там, — буркнул я. — Не забудьте, сколько раз я просил вас вернуться.
— Этого не случилось бы, если бы не ваша дуэль.
Тут я дал ему оплеуху. Я не мог заставить себя ударить его сильно. Он попросту был слишком жалок. Поэтому я стукнул его тыльной стороной ладони, и он отлетел к стене.
— Вы пытаетесь мне сказать, что не знаете, почему это я стоял там сегодня утром, изображая мишень?
— Из-за ссоры с моим телохранителем, конечно, — заявил он, потирая щеку.
— Мы обсуждали, собирался он вас убивать или нет.
— Убить? Меня?
— Забудьте об этом, — отмахнулся я. — Все равно это, в общем-то, уже не имеет значения. Во всяком случае, сейчас. Считайте, что по-прежнему находитесь на Тейлере, и можете в этой уверенности оставаться там свои последние несколько часов. Было бы неплохо, если бы вы смогли ненадолго спуститься на Землю и навестить нас. Но обстоятельства сложились иначе.
— Нам предстоит здесь умереть, не так ли?
— Именно таков обычай этой страны.
Я отвернулся и изучил человека, пристально разглядывавшего меня с другой стороны решетки. Хасан уже стоял, привалившись к стене и держась за голову. Я и не заметил, как он встал.
— Добрый день, — поздоровался человек из-за решетки, и произнес он это по-английски.
— Уже полдень? — спросил я.
— Давно минул, — ответил он.
— Почему же мы еще живы? — поинтересовался я.
— Потому что вы требуетесь мне живыми, — заявил он. — О, не лично вы — Конрад Номикос, Уполномоченный по делам Произведений Искусства, Памятников и Архивов, а все ваши выдающиеся друзья, включая поэта-лауреата. Я дал приказ, чтобы доставили живыми любых пленников, на каких наткнутся мои храбрые воины. Ваши конкретные личности это, скажем так, прекрасное приложение.
— С кем имею удовольствие беседовать? — спросил я.
— Это доктор Морби, — разъяснил Джордж.
— Он у них колдун, — добавил Дос Сантос.
— Я предпочитаю слово «шаман» или «знахарь», — улыбаясь поправил Морби.
Я придвинулся поближе к решетке и увидел, что тот был довольно худощавым, загорелым, чисто выбритым человеком, а его волосы были заплетены в одну огромную черную косу, обернутую вокруг головы, подобно кобре. Из-под высокого лба глядели близко посаженные темные глаза, а несколько длинноватый подбородок опускался ниже адамова яблока. Он носил плетеные сандалии, чистое зеленое сари и ожерелье из фаланг человеческих пальцев. В ушах у доктора болтались большие кольцеобразные серьги в виде змей, из серебра.
— Ваш английский безупречен, — отметил я. — И «Морби» — отнюдь не греческая фамилия.
— О, Господи! — он вскинул изящные руки в притворном удивлении. — Что вы! Я не местный! Как вы могли хоть на миг принять меня за туземца?
— Извините, — сказал я. — Теперь я вижу, что вы слишком хорошо одеты.
Он захихикал.
— Ах, эти старые лохмотья… Я просто временно накинул их. Нет, я с Тейлера. Прочитав кое-что из дивно воодушевляющей литературы на тему Возвращения, я решил вернуться помочь Восстановлению Земли.
— О? И что же произошло потом?
— Управление в то время не принимало на работу, и я испытывал некоторые затруднения с подысканием подобающего занятия. А потому решил заняться самостоятельными исследованиями. Для этого тут самая благодатная почва.
21
Куреты — в греческой мифологии демонические существа, составляющие вместе с корибантами окружение Великой Матери богов Реи-Кибелы и младенца Зевса на Крите.
(Также куретами называлось упоминающееся в «Илиаде» племя в Акарнании и Этолии. —
22
Стеатопигия (гр.) — аномально сильное развитие подкожного жирового слоя на бедрах и ягодицах человека.