* *
Е!от оно. Книзу.
Смерть, жар, грязевые полосы в струях воды, новые очертания берегов...
Е!улканическая деятельность на Хиосе, Самосе, Икарии, Наксосе...
Галикарнас оторван от материка...
Западный конец Коса снова виден, но что с того?
...Смерть, жар, грязевые полосы в струях воды. Новые очертания берегов...
а *
'тобы проверить все самому, я заставил свой конвой отклониться от избранного маршрута. Миштиго делал заметки и ще лкал камерой направо и налево.
Л орел дал распоряжение: «Продолжайте экскурсию. Повреждения недвижимости не слишком тяжелы, потому что Средиземноморье заполнено в основном хламом. Пострадавшие либо погибли, либо о них уже позаботились. Продолжайте экскурсию.»
5 низко пролетел над тем, что осталось от Коса — над западной оконечностью острова. Внизу расстилалась дикая вулканическая местность со свежими дымящимися кратерами среди новых ярких морских кружев, оплетающих узорами всю сушу. На этом месте некогда стояла древняя столица Астипа- лай, про которую Фукидид сообщал, что она была разрушена мощным землетрясением. Видел бы он нынешнее. Мой северный город Кос был потом заселен заново лишь в 366 г. до н. э. Теперь же исчезло все, кроме пара и пламени. Никто не уцелел— ни платан Гиппократа, ни мечеть Логгии, ни замок Родосских Рыцарей, ни горы, ни мой коттедж, ни моя жена, сметенные невообразимыми волнами или сгинувшие в неведомую мне морскую пучину. Исчезли так же, как покойный Феокрит — тот, кто лучше всех обессмертил этот остров столь многие годы назад. Исчезли. Канули. На века... Ушедшие в вечность и умершие для меня.
Дальше на восток из вод все еще высовывались несколько пико* той высокой горной гряды, что ограждала северную прибрежную равнину. Среди них находился и могучий пик Дикеоса, или Христа Справедливого, смотревшего на деревни, разб[юсанные по северным склонам. Теперь же он стал крошечным островком, и никому не повезло вовремя оказаться на его вершине.
Должно быть, все выглядело так же и в столь давние времена, когда море у берегов моей родины, ограниченное полуостровом Халкидика, вздыбилось и обрушилось на сушу, когда воды Внутреннего моря потекли через ущелье Темпе. Могучие отголоски этого катаклизма оставили отметины даже на горных стенах самой обители богов, Олимпа, и пощадили они только мистера и миссис Девкалион, поддерживаемых богами на плаву с целью создания мифа, и некоторых людей, дабы рассказать его.
Вы жили тут,— сказал Миштиго.
Я кивнул.
Но родились вы в деревне Макринииа, что в горах Фессалии?
Да.
Однако родной дом вы себе устроили гут?
На некоторое время.
«Родной дом» — понятие универсальное,— сказал он.— Я это понимаю.
Спасибо.
* *
Я продолжал смотреть вниз, чувствуя печаль, гнев, бешенство, а потом вообще ничего.
После долгого отсутствия я возвращаюсь в Афины с неожиданной легкостью узнавания, которая всегда бодрит, зачастую обновляет, а иногда и вдохновляет. Фил как-то раз прочел мне несколько строк одного из последних великих греческих поэтов, Георгоса Сефериса, утверждая, что тот подразумевал именно мою Грецию, когда сказал: «...Страна, что более не нам принадлежит, но равно и не вам»,— и именно из-за веганцев. Когда я указал на то, что при жизни Сефериса веганцев на Земле не было и в помине, Фил парировал, что поэзия существует вне зависимости от времени и пространства и означает лишь то, что она означает для читателя. Хотя я никогда не считал, что литературный вымысел годится и для путешествий во времени, у меня были другие причины не соглашаться со сказанным и не воспринимать в нем обобщенную формулировку.
Это все-таки наша страна. Готы, гунны, болгары, сербы, франки, турки, а в последнее время и веганцы так и не сумели
отнять ее у нас. Людей я пережил. А с Афинами мы изменялись вместе. Однако материковая Греция есть материковая Греция, и она для меня не изменится никогда. Попробуйте тронуть ее, кем бы вы ни были, и мои клефты 11 будут рыскать по горам по пятам за вами, словно мифические эринии древности. Вы можете возомнить что угодно, но горы Греции останутся и будут пребывать вовеки, с возносящимся дымом обугленных козьих костей, со смешиванием крови и вина, со вкусом под- слашенных оливков, с холодными ветрами по ночам и яркоголубыми, как глаза бога, небесами днем. Рискните их тронуть,' если посмеете.
Вот почему я чувствую себя обновленным всякий раз, когда возвращаюсь, потому что теперь, когда за плечами у меня уже столько лет, я испытываю такие же чувства ко всей Земле. Вот почему я дрался, вот почему убивал и взрывал бомбы и, вдобавок, пробовал все мыслимые юридические уловки, чтобы помешать веганцам скупить Землю, кусок за кусочком, у правящего с иной планеты правительства, там на Тейлере. Вот почему я пробился под очередным псевдонимом в большую машину государственной службы, что управляет этой планетой, :и, в частности, в Управление по делам Произведений Искусства, Памятников и Архивов. Там я мог сражаться за сохранение того, что еще осталось, пока дожидался нового поворота событий.