И
Они рухнули в залив с высоты в пятьдесят футов. И этот человек остался жив.
Это было давным-давно,— припомнил я.— Еще до того, как Управление начало компанию по истреблению этих тварей. В те дни их водилось намного больше, да и вели они себя посмелее. Теперь-то они держатся от городов подальше.
Насколько я помню ту историю, того человека звали Константином. Уж не ты ли это был?
Его фамилия была Карагиозис.
Ты тоже Карагиозис?
Если тебе так нравится. А что?
А то, что позже он помог основать в Афинах Возвра- щенческий Радпол, а у тебя очень сильные руки.
Ты возвращенка?
Да. А ты?
Я работаю на Управление. У меня нет никаких политических пристрастий.
А вот Карагиозис взрывал веганские курорты.
Это точно.
Ты сожалеешь, что он делал это?
Нет.
Я действительно знаю о # тебе очень немногое, не так ли?
Ты узнаешь обо мне что угодно. Только спроси. На самом деле я крайне прост... А вот и мое аэротакси.
Я ничего не слышу.
Сейчас услышишь.
Миг спустя оно скользнуло с небес к Косу, наводясь на маяк, установленный мной в конце патио. Я встал и помог ей подняться на ноги, когда оно прожужжало, снижаясь,— «Рэдсон Скиммер», прозрачная двадцатифутовая скорлупка, отражающая свет, с плоским брюхом и обтекаемая.
Ты не хочешь что-нибудь взять с собой? — спросила она.
Ты же знаешь что, но не могу.
Скиммер приземлился, и его стенка распахнулась. Пилот в очках-поляроидах повернул голову.
У меня такое ощущение,— сказала она,— что ты летишь навстречу какой-то опасности.
Сомневаюсь, Кассандра. До свидания.
До свидания, мой калликанзар.
Я забрался в скиммер и прышул в небо, вознеся молитву Афродите. Внизу махала рукой Кассандра. Позади солнце стягивало свою сеть света. Мы мчались на запад.
В этом месте моего повествования следовало бы сделать плавный переход к другим событиям, но — увы...
От Коса до Порт-о-Пренса было четыре часа лета — четыре часа серой воды, бледных звезд и моей злости. Глядя на разноцветные огоньки...
* *
Народу в зале было как грязи, большая тропическая луна сияла, готовая лопнуть, а видел я и то и другое, потому что сумел, наконец, выманить Эллен Эммет на балкон, двери которого не закрывались, заклиненные магнитами.
Снова вернулся из царства мертвых,— приветствовала она меня, слегка улыбаясь.— Исчез почти на год и не прислал даже открытку с Цейлона, типа «добрался хорошо».
Ты скучала?
Могла бы и заскучать.
Она была маленькой и, подобно всем, кто ненавидел день, молочно-белой. Мне она напоминала сложную заводную куклу с неисправным механизмом — холодная грация и склонность пинать людей под коленки, когда те меньше всего этого ожидают.
Эллен обладала копной оранжево-шатеновых волос, свитых в гордиев узел прически, который, на вид, невозможно было развязать. Цвет ее глаз, какой бы она ни выбрала, чтобы сделать приятное избранному ею в тот день божеству, я теперь забыл, но где-то глубоко-преглубоко внутри они отливали голубым. Что там она ни носила, оно выглядело коричнево-зеленым, и материи с лихвой хватило, чтобы обернуть ее пару раз, уподобив бесформенной сигаре. Это было либо прихотью костюмера (если у нее когда-либо таковой имелся), либо попыткой скрыть очередную беременность, в чем я весьма сомневался.
Ну, добрался хорошо,— сказал я,— если тебя это интересует. Правда, не попал на Цейлон. Большую часть времени я провел на Средиземном море.
Из зала донеслись аплодисменты, и я порадовался, что нахожусь снаружи. Исполнители только что закончили «Маску Де метры» Гравера, написанную им пентаметром в честь нашего высокого гостя с Веги, а пьеса, кстати, неудачная, нудно тянулась два часа. Фил — человек образованный и, хотя и плешивый, с виду как нельзя лучше подходил к своей роли — в тот день, когда мы его подцепили, нам позарез требовался лауреат. Он страшно любил Рабиндраната Тагора и Криса
Ишервуда, а также писал жутко длинные метафорические эпические поэмы, без конца болтал о Просветлении и совершал ежедневные дыхательные упражнения на гшяже. В остальном он был вполне приличным человеком.
Аплодисменты стихли, и до меня вновь донесся стеклянный перезвон фелинстры и накатился гул возобновившихся разговоров.
Эллен облокотилась на перила:
Я слышала, ты нынче несколько женат?
Верно,— согласился я.— А также несколько обеспокоен. Зачем меня вообще вызвали?