Сейчас холостяк был почти лишен подбородка, имел нитеобразные бескровные губы и находился на полпути к полной плешивости; ехидное же выражение, которое некогда имела плоть, ныне туго обтягивающая череп, давным-давно отступило во тьму его глаз, и в этих глазах светилось, когда они встретились с моими,— улыбка иронического возмущения.
Фил,— кивнул я, здороваясь.— Не каждый может написать подобную «Маску», особенно пентаметром. Я слышал, будто это искусство вымерло, но теперь я знаю правду.
Ты все еще жив,— сказал он голосом, лет на семьдесят моложе всего остального в нем.— И снова, как обычно, опоздал.
Униженно раскаиваюсь,— заверил его я.— Но меня задержали на дне рождения одной семилетней дамы, в доме старого друга (что было совершенной правдой, но не имеет никакого отношения к моему рассказу).
Все твои друзья — старые друзья, не так ли? — спросил он, и это был удар ниже пояса, так как я некогда знал его родителей и во времена, почти забытые ныне, взял их как-то на южную сторону Эрехтейона показать им Портик Дев и продемонстрировать, что лорд Элгин 1 сделал с остальным. Я нес на плечах их ясноглазых детишек, рассказывая им ске зки, считавшиеся древними еще когда строился этот храм.
...И мне нужна твоя помошь,— добавил я, пропустив мимо ушей его шпильку, осторожно проталкиваясь сквозь мягкое и пикантное женское окружение.— Мне потребуется вс*: ночь, чтобы пробраться через этот зал туда, где Сэндс устроил с этим веганцем прием при дворе,— простите, мисс! — а у меня времени гораздо меньше — извините, мэм! — Поэтому я хочу, чтобы ты организовал мне «зеленую волну».
Вы — Номикос! — выдохнула, уставясь на мою щеку, одна красотка.— Я всегда хотела...
Я подхватил ее руку, прижал к губам и, заметив, что щечки у нее засветились розовым, бросил:
Не судьба, а? — и уронил руку.
Так как насчет помощи? — напомнил я Граверу.— Переправь меня отсюда туда, в своей наилучшей придворной манере, ведя при этом разговор, который никто не посмеет прервать. Идет? Побежали.
Он резко кивнул..
Простите меня, леди. Я скоро вернусь.
Мы двинулись через помещение, прокладывая в толпе тропинку. Высоко над нами плавали, вращаясь, люстры, похожие на фасеточные ледяные спутники. Фелинстра, подобно разумной эоловой арфе, наигрывала, бросая в воздух обрывки мелодий, словно пригоршни разноцветных бусин. Люди гудели и беспорядочно перемещались, будто какие-то диковинные насекомые Джорджа Эммета, и мы, безостановочно шагая, уклонялись от их роев, сами издавая при этом какие-то звуки, должные, по идее, изображать глубокомысленную беседу. Мы, к счастью, ни на кого не наступили.
Ночь стояла теплая. Большинство мужчин носили черные мундиры из легкого, как пух, материала, которые по велению протокола должны были терпеть в подобных случаях сотрудники Управления. Те, кто их не носил, соответственно не принадлежали к числу сотрудников.
Чувствуя себя неуютно, несмотря на легкость, Черные Мундиры держались по стенам, словно притянутые магнитом, составляя гладкий фасад. Первым делом, на них бросался в глаза зелено-серо-голубой знак Земли, дюйма три диаметром, высоко на левой стороне груди, ниже был символ отделения Мундира, а еще ниже — обозначение его звания. На правой же стороне груди крепилась какая-то дурацкая финтифлюшка, которой можно было, при желании, придумать кучу липовых достоинств,— продукт богатого воображения Отдела Символов, Технических Отличий, Личных Образов и Премий (сокращенно— ОСТОЛОП, его первый директор ценил свой пост). После первых десяти минут ношения мундира воротничок имел свойство превращаться в гарроту, по крайней мере мой собственный.
Дамы были одеты, или зачастую раздеты, в наряды самых разнообразных фасонов, обычно что-нибудь яркое или оттеняемое мягкими тонами (если они не относились к сотрудницам — в каковом случае их аккуратно упаковывали в Черные Мундиры с короткими юбками, но все же сносными; воротничками).
Я слышал, Дос Сантос здесь? — небрежно обронил я.
Так оно и есть.
Зачем?
Я действительно не знаю, да и знать не хочу.
Ай-яй-яй! Что случилось с твоей чудесной политической сознательностью? Отделение Литературной Критики хвалило тебя именно за нее.
В любом возрасте запах смерти, знаешь ли, расстраи зает, все больше и больше с каждым разом, когда встречаешься с ней.
А Дос Сантос пахнет смертью?
От него ею так и прет.
Я слышал, он нанял одного нашего бывшего помощника — времен Мадагаскарского Дела.