Штаны на мне тоже тлеют. Я торопливо хлопаю себя по ляжкам и быстро ползу в ванную на втором этаже. Там я открываю окно, выбираюсь наружу и на руках осторожно опускаюсь на крышу кухни, а оттуда, повиснув на водосточной трубе, спрыгиваю в небольшое патио с задней стороны дома. Протез чуть ли не подламывается подо мной, но каким-то образом мне удается сохранить равновесие. Припадая на увечную ногу, я быстро ковыляю к задней двери, вхожу в кухню и бесшумно приоткрываю дверь в холл. Он все еще здесь — осторожно крадется к подножию лестницы. Высокий, кудрявый, в черных джинсах, грубой хлопчатобумажной куртке и солнечных очках, он держит в руках пистолет — оригинальную по конструкции и изящную по исполнению современную бельгийскую модель. Рисковать он явно не хочет. Он думает, что я мертв, но продвигается вперед медленно, как черепаха. Увы, чрезмерная осторожность тоже может довести до беды.
— Ну-ка, брось эту штуку, — негромко говорю я, и он стремительно оборачивается. Старина «глок» улыбается своей огненной улыбкой, и вот у него в груди уже сидят четыре пули. Мой противник падает, и я наконец могу перевести дух.
— Благодарю тебя, Ганеш,[75] Устраняющий Препятствия, — говорю я, обращаясь к статуе в холле. Это наша с ним шутка, и Ганеш улыбается в ответ своим слоновьим лицом. Мы оба знаем: главное препятствие не в моих врагах и не во мне. Главное препятствие — это прошлое, которое нельзя ни изменить, ни забыть.
На этот раз я не позволяю себе расслабиться, пока не закончу самую тщательную разведку, которая, впрочем, показывает: больше никаких сюрпризов меня не ждет. Что ж, и на том спасибо. Сегодня у меня было пятеро противников, но они, как последние идиоты, разделились, позабыв о самой элементарной страховке. Придется ей примириться с этим — после стольких лет, после стольких событий… но бывает, в следующий раз не экономь, детка, найми профессионалов. И вообще, Бриджит… Ты в Нью-Йорке, я — в Лос-Анджелесе: разве само по себе это не достаточное наказание?
Шучу.
Будет ли он, этот следующий раз? Я уверен — будет. Я знаю тебя. Я хочу сказать — теперь знаю. Тогда не знал, а теперь знаю.
Прихрамывая, я подхожу к холодильнику, открываю бутылку «Короны» и делаю большой глоток. Потом я придвигаю к себе телефон и набираю номер, который я помнил все эти десять лет, — помнил с тех самых пор, когда они извлекли пулю и спасли мне жизнь, а потом пришли и стали угрожать, так что мне пришлось заключить сделку, чтобы спасти свою задницу. Когда на том конце берут трубку, я называю свое кодовое имя и имя своего куратора.
В конце концов мой звонок попадает к нему на мобильник. Он где-то на природе, около воды. Я слышу, как она плещется, но шума прибоя не слышно. Значит, это озеро.
— Как рыба, ловится? — спрашиваю я.
— Откуда ты… — начинает он, но я перебиваю. На пустую болтовню у меня нет времени. Скоро появится полиция, и мне срочно нужна помощь.
— Слушай, — говорю я, — ты был прав, а я ошибался. Я хочу вернуться.
— О'кей.
— В некоторых местах существует такая вещь, как времена года.
— Времена года? — повторяет он. — В Лос-Анджелесе есть времена года, просто все они одинаково хороши.
— Зато в других местах бывает больше дождей.
— Больше дождей? — озадаченно переспрашивает он.
— Да.
— Думаю, это можно устроить, — говорит он после небольшой паузы.
— Но сначала мне придется лечь в больницу.
— Тебя сильно поцарапало?
— Небольшой ожог. Жить буду.
— Повезло нам…
— Вам — повезло.
— А как те, другие? Есть потери?
— Поэтому и звоню.
— Сколько?
— Пятеро.
— Ничего себе!
— Вот именно.
— Не беспокойся, мы о тебе позаботимся, — говорит он.
— Это было бы очень неплохо, — отвечаю я. Ложь дается мне легко — легче даже, чем глотать пиво.
Я кладу трубку, выхожу на крыльцо и наконец-то затаскиваю Рябого в дом. Внезапно срабатывает пожарная сигнализация, и некоторое время я бегаю по дому с огнетушителем. Потом я иду в кухню, смазываю мазью обожженную шею и голову и смотрю на себя в зеркало. Ожог выглядит совсем не страшно, и я достаю из холодильника еще одну «Корону». Кроме того, я беру бутылку джина и аспирин. Пить мне, наверное, не стоило бы, но… Я выхожу на задний двор и сажусь у бассейна.
От соседского дома ко мне несется Омар. Затормозив у ограды, он облаивает меня через щели.
— Хороший, мальчик, хороший… — говорю я, и Омар, довольный, убегает.
Я допиваю «Корону» и роняю бутылку. Глотаю две таблетки аспирина и запиваю джином с водой. Потом я окидываю окрестности долгим, долгим взглядом…
Южный ветер чуть покачивает гибкие стволы сосен. Солнце садится за ограду, и глиняные скульптуры в саду начинают бормотать на разные голоса. Первая звезда мерцает в вышине, недоуменно дожидаясь, пока птицы и самолеты поделят между собой безбрежную синь вечернего неба.
Вдалеке поют моторы машин. С чуть слышным шелестом растет трава в парках и на кладбищах. Я спокоен, свободен от всех посторонних чувств, собран и умиротворен. Я чувствую под ногами сосновые иголки и нагретую пыль дорог, вижу ярких бабочек, слышу плач шакалов, рыскающих в этих обильных жизнью холмах.
Сегодняшний день — один из последних в этом городе. Когда суматоха уляжется и мне ничто не будет грозить, я снова исчезну. И найти тебя мне будет много легче, чем тебе — меня. Я уже знаю, как все случится. Я и ты, моя любовь… О да, Бриджит, я хорошо представляю, каким будет твое лицо, когда мы окажемся вместе во мраке и безмолвии. И в этот торжественный час, в этом таинственном месте Смерть назовет имя… имя, которое почему-то звучит совсем не так, как мое.
Я закрываю глаза.
Миг — и нет кого-то.
75
Ганеш (Ганеша, Ганапати) — слоноголовый бог индуистского пантеона, сын Шивы и Парвати, считается помощником в преодолении препятствий