Миг власти московского князя
Из книги С.А. Королева «Великие князья владимирские». Владимир, 2001 г.
Михаил Ярославич Хоробрит (? — 1248) — великий князь владимирский (1248–1248), первый князь московский (1247–1248). Сын Ярослава Всеволодовича. После смерти Ярослава Всеволодовича великое княжение принял его брат Святослав. Михаил Ярославич Хоробрит (Храбрый) получил Москву в 1247 году по роду (завещанию) отца от дяди, великого князя Святослава, которого в 1248 году, улучив момент, выгнал из Владимира и захватил великое княжение в нарушение всех прав и обычаев. Скоро Михаил погиб на реке Протве в битве с литовцами. Епископ суздальский Кирилл велел привезти его тело во Владимир и похоронить в Успенском соборе. С Михаила начинается великое княжение Ярославичей, основной ветви князей владимирских.
1. Встреча с Москвой
Солнце опускалось все ближе к верхушкам могучих елей, их синие тени становились длиннее, и людям, уставшим за долгий тяжелый переход по заснеженному лесу, казалось, что черные деревья вплотную подступают к дороге, пытаясь загородить ее косматыми еловыми лапами.
— Далеко ли еще до Москвы? — как можно бодрее спросил дружинный отрок у ехавшего рядом с ним сотника Демида.
— Да кто ее знает. Воевода говорил, что три–четыре перехода, но вишь, пятый на исходе, а городка того все не видать, — прозвучал в ответ хриплый от стужи голос.
Ветер, с полудня не дававший путникам покоя, донес до воеводы разговор двигавшихся за ним дружинников. Егор Тимофеевич уже не раз сам себе задавал этот вопрос. Если верить словам Никиты, по поручению князя побывавшего в Москве, то цель их пути должна быть совсем близка, но еще ближе ночь, и поэтому воевода решился предложить Михаилу Ярославичу остановить дружину, чтобы, пока совсем не стемнело, устроить место для ночлега.
Воевода хотел было окликнуть князя, молодой и сильный конь которого почти на корпус опережал его испытанного в сечах гнедого, но в тот момент сильный порыв ветра снова ударил в спину. На мгновение снежный заряд заставил опытного воина вжать голову в плечи, однако краем глаза тот все же успел заметить, что Михаил Ярославич на злой ветер не обратил никакого внимания и так же мерно покачивался в седле.
Князь едва ли не весь последний день ехал молча, хотя еще накануне он то вновь и вновь принимался расспрашивать о полученном в удел городке сотника Никиту, ставшего теперь проводником, то, поравнявшись с воеводой, начинал вспоминать Переяславль и Владимир, много смеялся, говорил об охоте и о каких‑то пустяках.
Егор Тимофеевич опекал князя чуть ли не с самого детства, и князь Михаил относился к воеводе не только как к удачливому воину, который благодаря храбрости и опыту не единожды одерживал победу над врагом, но и как к доброму другу и советчику. Он за долгие годы стал князю едва ли не ближе отца, когда‑то поручившего молодому ратнику из княжеской дружины пригляд за сыном.
Словно очнувшись от какого‑то наваждения, князь передернул плечами, отчего обсыпавший их снег заструился по складкам подбитого собольим мехом корзна, длинные полы которого закрыли от стужи круп княжеского скакуна.
— Егор Тимофеевич, а не пора ли устраиваться дружине на ночлег? — будто прочитав мысли своих попутчиков, спросил князь, обернувшись к воеводе.
— Что верно, то верно, — с готовностью согласился воевода. — Пока не стемнело, и шатер гриди поставят, и похлебки горячей наварят. Уж больно ветер студен, тепла кости старческие просят, — добавил он, улыбнувшись в едва тронутые седым инеем усы.
— Вот доберемся до моих владений, там наверняка свои кости в мыльне отогреешь, а на сей раз, уж не обессудь, костерком обойдешься, — ответил с усмешкой князь, останавливая коня, — а теперь, пока совсем не замерз, отдай приказ сотникам.
По цепочке, растянувшейся на лесной заваленной снегом дороге, быстро полетели от одного человека к другому долгожданные слова о привале. Два десятка дружинников, возглавлявшие колонну, уже спешились, и князь Михаил, глянув в их сторону, увидел, как, спрыгнув с коня, разминал ноги Никита.
— Негоже, думаю, мне появляться в первый раз в своем удельном городе темной ночью, аки тать. Что скажешь, Егор Тимофеевич? — посерьезнев, продолжил разговор князь.
— Прав ты, Михаил Ярославич. И то сказать, дружине не впервой в снегах отдыхать. Чай, не девицы красные — вой, в сечах закаленные. Тебе в город так надо войти, чтобы людишки сразу поняли: князь! И что сильна дружина княжеская — опора твоя и города защита, — ответил воевода тоже серьезно.
Сумерки в лесу сгущались быстро, и вот–вот обступила бы людей кромешная темнота, но в последний миг сначала робко, а затем веселей, сразу в нескольких местах дорогу осветили костры.
Воины княжеской дружины, включавшей в себя немало людей молодых, были тем не менее в самом деле привычны к разным походным условиям, и потому место для ночевки обустраивалось быстро. Пока одни разводили огонь и, подвесив над ним котлы, наполненные снегом и разрубленной на куски дичью, собирались кашеварить, другие, достав из обозных саней широкий полог и установив княжеский шатер, укладывали в нем лапник, устраивая место отдыха для князя. Вскоре в подступавшую к кострам темноту потянулся приятный запах жареного мяса, а над котлами заклубился душистый парок. В предвкушении густой похлебки дружинники негромко переговаривались, тянули к огню озябшие руки, шумно втягивали наполненный ароматом воздух, беззлобно посмеиваясь над своими особо нетерпеливыми товарищами, которые, решив не дожидаться общей трапезы, обжигаясь, в спешке поглощали кое‑как обжаренное мясо.
За хлопотами никто даже не заметил, что ветер, так всем досаждавший в дороге, наконец‑то стих, небо прояснилось, сквозь редкую пелену проплывающих в вышине облаков хорошо стали видны звезды и поднявшийся на небосклоне лунный диск, словно примятый с одной стороны. Когда его холодные лучи проникли на землю через засыпанные снегом кроны, обещая морозную ночь, дружина уже угомонилась. Бледный свет причудливо освещал деревья и расположившихся под ними людей, насытившись, они привычно устроились на ночевку, натянув поглубже на уши шапки, запрятав руки в рукава теплых свит и укутавшись в меховые или сермяжные пологи. Оставленные на страже гриди были рады тому, что им не надо до рези в глазах вглядываться в темноту леса, чтобы, паче чаяния, не пропустить появления непрошеных гостей. Ими в эту пору могли стать не только звери, но и потерявшие человеческий облик бродяги, стаями, словно волки, нападавшие на застигнутых врасплох путников.
К Михаилу Ярославичу сон не шел. Выйдя из шатра, князь походил меж кострами, у которых, чередуясь, грелись гриди, охранявшие покой спящих дружинников, добрел до коновязи, где его конь, прозванный за черную без единой отметины масть Вороном, тихим ржанием приветствовал хозяина. Наконец князь возвратился в шатер, в углу которого в большой глиняной плошке переливались всеми оттенками алого цвета угли, принесенные дружинным отроком. От морозного воздуха, проникшего под полог вместе с князем, они на мгновение вспыхнули ярче, осветив непритязательную походную обитель.
Скинув корзно, Михаил Ярославич расстегнул ворот свиты и улегся на укрытый медвежьими шкурами лапник. Казалось, что после длинного утомительного перехода, после прогулки под морозным звездным небом он должен был сразу же уснуть, но не тут‑то было.
В углу, забыв о том, что ему нужно следить за углями в плошке, давно посапывал разомлевший от тепла Николка, а князь все ворочался с боку на бок на своем ложе, но уснуть не мог.
Он вспоминал последние месяцы, вновь и вновь возвращался к событиям, круто повернувшим его судьбу. Да только ли одного его!
Опять всплыли перед князем Михаилом страшные картины разыгравшейся у реки Сити трагедии [1], очевидцем и участником которой он стал, будучи еще безусым юнцом.
1
…разыгравшейся у реки Сити трагедии… — 4 марта 1238 г. на реке Сити произошла битва между татаро–монголами и войсками великого князя Юрия Всеволодовича. В результате поражения русских войск сопротивление князей Северо–Восточной Руси было сломлено.