Воевода отлучаться никуда и не собирался. Он, в отличие от других дружинников, не думал обзаводиться своей усадьбой. Жилье, отданное князем в его распоряжение, старого воина вполне устраивало, а потому он с удовольствием наблюдал, как повел дело Михаил Ярославич, и когда видел в том необходимость, как бы невзначай подсказывал ему возможный выход из затруднительного положения.
«Отцовская хватка у князя! Многому научился, пока в помощниках у Ярослава Всеволодовича ходил. Если так же дальше дело поведет и власть из рук не выпустит, многого достичь сможет, — думал воевода, но, зная изменчивый нрав своего бывшего воспитанника, каждый раз с горечью добавлял: — Лишь бы к делам не охладел».
Как в воду глядел воевода: Михаила Ярославича нет–нет да и одолевали тяжелые думы. Правда, князь все так же дотошно выспрашивал сотников о том, как идет обустройство младшей дружины, внимательно выслушивал близких бояр, которые обращались к нему с просьбами выделить приглянувшиеся земли под усадьбы, однако иногда, отведя взгляд от лица говорившего, неожиданно для себя вспоминал оставленный Владимир, а то вдруг прямо перед собой видел темные девичьи глаза.
Вновь и вновь Михаил Ярославич думал о том, что Москва слишком мала для него и дела, которыми он занят, вовсе не княжеские — их бы впору посаднику или боярам поручить, а самому в поход отправиться, с врагом сразиться. Но не велика его дружина, да и враг всех людей русских слишком силен — не подступиться к нему.
Мал городок, но и в нем никак не удавалось князю разыскать пришедшуюся ему по нраву девицу — та будто в воду канула. Он уж подумывал о том, что, может быть, незнакомка оказалась в Москве случайно: приехала к кому‑нибудь погостить, а потом отправилась восвояси. Порой, когда он, лежа на мягкой перине, вглядывался в темный потолок, на который горящая лампадка отбрасывала слабые блики, ему казалось, что девушка просто привиделась, что на самом деле ее вовсе не было. Однако утром он, даже не отдавая себе в том отчета, опять отправлялся на поиски.
Теперь его сопровождали всего пять–шесть гридей, а иногда он и вовсе отправлялся на прогулку вдвоем с воеводой или с кем‑нибудь из сотников, все чаще отдавая предпочтение веселому, говорливому Никите. Правда, однажды Егор Тимофеевич, найдя подходящий момент, сказал князю, что поступать ему так не следует.
— Вспомни, отец твой хоть раз выезжал куда‑либо без гридей? — спросил он и, понимая одну из причин, по которой молодой князь предпочитает обходиться без охраны, продолжил назидательно: — Не было такого, сам знаешь. А Ярослав Всеволодович не из робкого десятка человек был! Разве не учил он тебя, что князьям негоже одним среди черни разгуливать! Вовсе не из‑за того, что страшится князь чего‑либо, а потому, что гриди да дружина с боярами — знак, что прямо указывает на его величие, на превосходство над всеми другими смертными.
Наставление на Михаила Ярославича не подействовало. Он сам знал все, о чем ему говорил воевода, но просто не хотел таскать за собой по узким улочкам своего маленького городка хвост из десятка человек. Князь с удовольствием отправился бы на прогулку и вовсе без сопровождения, но он понимал, что это уж точно было бы нарушением издавна заведенного порядка, с которым волей–неволей приходилось считаться.
Чуть ли не каждый день Михаил Ярославич наведывался на торговую площадь, где почти все привыкли к княжеским выездам, и только смердам из дальних весей, выбравшимся в Москву за нужным товаром, это было внове, и они, оставив свой скарб, раскрыв рты глазели на молодого властителя.
Князь ездил между рядов, приглядывался к встречным женщинам, иногда вступал в беседу с торговыми людьми. Среди них, к своему удивлению, он заметил гостей, прибывших из дальних земель. Михаил Ярославич их дотошно выспрашивал, интересовался, откуда прибыли, долог ли был их путь и по каким местам пролегал, а главное — чем привлекла гостей Москва, приедут ли они в другой раз.
Как оказалось, два ганзейских [44]купца только три дня назад добрались до удела Михаила Ярославича. На время оставив торговлю в Великом Новгороде, они, зная о Москве от побывавшего в этих краях товарища, решили сами все получше разузнать да выведать, как и чем идет здесь торговля, предложить свой товар. Объясняться с ганзейцами было очень трудно. Они хоть и не единожды наведывались и в Великий Новгород, и в Псков, а русских слов знали очень мало — и князь, не удосужившийся обзавестись толмачом, с трудом их понимал.
Зато смуглый торговец, ежившийся от морозца, который сквозь лохматую овчину пробирался к его худому телу, привыкшему к жаркому солнцу, был не в меру разговорчив.
В первое свое посещение торжища Михаил Ярославич приметил только его товар и лишь спустя несколько дней познакомился с самим обладателем восточных сокровищ. Джафар, как он рассказал, приезжал в Москву уже трижды, но обычно наведывался в город только в теплую пору, с первыми холодами отправляясь на родину, в Харасан. На этот раз из‑за болезни, неожиданно подкосившей его перед самым отъездом, он не смог присоединиться к старшему брату, который давно облюбовал торг в Великом Новгороде, и перед первым снегом уехал домой за товаром. К счастью, брат оставил кое‑что из непроданного, и теперь Джафар, который побоялся в одиночку двинуться в путь по заснеженной чужой земле, мог хоть с какой‑то пользой коротать время. Обо всем этом гость, то и дело прикрывая рот большим цветастым шелковым платком, сообщил князю. Говорил он быстро, но Михаилу Ярославичу рассказ его, который изобиловал незнакомыми словами, был все же понятен.
Глядя на страдающего от холода торговца, отважившегося на трудное дальнее путешествие лишь ради того, чтобы порадовать жен и девиц чудными самоцветными камнями и дивными украсами, князь вспомнил сказки матери о дальних заморских странах, в которых никогда не бывает зимы. Он даже подумал о том, что как‑нибудь обязательно пригласит торговца в свои палаты, чтобы еще раз услышать все эти удивительные истории о лесах, где растут диковинные цветы, и под высокими деревьями с огромными листьями ходят чудовища с огромными белыми клыками. Поглядев на разложенные на прилавке переливчатые платки из тончайшей камки, бусы и колечки, князь с горечью вздохнул, вспомнив о так и ненайденной незнакомке, и, вспрыгнув в седло, отправился дальше.
Посад князь изъездил вдоль и поперек, уже знал всякий самый малый закоулок. Однако особенно часто направлял он коня к берегу реки, объезжал холм, на котором высились стены детинца. Отсюда, от реки, они выглядели неприступной преградой.
«Эх, кабы на самом деле‑то так! — думал он, задрав голову и глядя на заостренные края стены. — Хоть и высоки прежние заборолы были, но сжег их враг и город взял. Вот если бы из камня преграду сложить — вот это дело! Уж она бы точно не по зубам врагу пришлась!»
— Эх, людей бы мне побольше! — неожиданно произнес вслух князь мечтательно.
— О чем это ты? — спросил Никита.
— Да вот думаю, как хорошо было бы стену каменную сложить, — пояснил Михаил Ярославич, поняв, что его сокровенные мысли невольно вырвались наружу.
— Да–а, — протянул сотник, — сильна защита была бы! Да вот только сколько людей для этого надобно, да к тому же на такую затею не один год может уйти, — махнув безнадежно рукой, добавил он.
— Думаешь, я того не понимаю? — откликнулся Михаил Ярославич. — Сил здесь столько потребно, сколько во всем моем княжестве не сыщется, да и у самого великого князя наверняка теперь на такое дело силенок не хватило бы.
— Это уж точно, — с готовностью подтвердил Никита и, не удержавшись, спросил: — От кого обороняться‑то будем, княже?
— А что, разве не от кого? — с горячностью быстро ответил собеседник, почувствовав в вопросе какую–то насмешку. — Думаешь, если татары восвояси ушли, то уж больше не придут? А может быть, еще и дары нам пришлют из Орды? Пришлют! Уж точно, пришлют! Только не злато–серебро, а стрелы быстрые да мечи острые. Сожрет племя бесчисленное все запасы, да награбленного и дани мало кому покажется, и двинутся снова тумены на нашу землю. А у нас что? Ворота нараспашку! — Князь на мгновение широко раскрыл объятья, а потом сжал кулаки и ударил ими друг о друга. Помолчав немного, он с горечью добавил: — Не верю я в замирение! Не верю.
44
Ганзейские — принадлежащие к торговым товариществам немецких купцов за границей, возникавшим для взаимной помощи и защиты.