Спустился князь по запорошенной снегом широкой лестнице и отправился вдоль палат, решив немного размяться и заодно осмотреть свои владения, но далеко уйти ему не удалось. Едва он завернул за угол, как сильный порыв ветра чуть не сшиб его с ног, бросив в лицо пригоршню колкого снега и разметав полы теплого корзна. Пришлось Михаилу Ярославичу повернуть назад. Однако отказываться от прогулки ему не хотелось, поэтому он стал медленно прохаживаться от угла палат до крыльца и обратно.
Гриди, которые, увидев, что князь покинул палаты, спешно последовали за ним, теперь в нерешительности остановились у крыльца. Оттуда они наблюдали за князем, и если бы тот решил уйти дальше, сопровождали бы его на некотором отдалении.
Правда, Михаил Ярославич и не думал никуда уходить. Он шагал туда и обратно и о чем‑то мучительно размышлял. Вскоре ему, видимо, надоело это занятие, и он, пнув носком сапога снежный ком, оказавшийся у него на пути, резко повернул и быстрым шагом направился к крыльцу.
Охранявшие князя гриди видели, как он, легко взбежав наверх, стремительно прошел по рундуку, попутно смахивая снег, скопившийся на перилах, и скрылся за дверью. «Кажись, сегодня у князя что‑то сладилось», — подумали они одновременно и переглянулись.
В сенях князь сбросил корзно на руки расторопного слуги и, едва не ударившись о притолоку, переступил порог горницы, где сразу же кинулся в красный угол — к иконам.
Макар из сеней увидел это, трижды перекрестился и тихо, чтобы не помешать молитве, прикрыл дверь. Он давно уже прислуживал Михаилу Ярославичу и знал, что тот, как и его отец, не отличаясь показной набожностью, суесвятством, к Богу обращался только в случае крайней нужды. Именно поэтому в такие нечастые моменты Макар старался оберегать покой князя.
Молился князь долго, пристально вглядываясь в святые лики. Свет от лампадок поблескивал в его глазах, и, когда Михаил Ярославич наконец встал с колен, казалось, что этот огонь все еще светится в его взгляде.
Теперь, как полагал князь, всем его начинаниям должна сопутствовать удача, в уделе его будут покой и благодать, а братьям, которых он не забыл в молитве, удастся живыми и невредимыми вернуться домой.
Князь подошел к образчатому окну, но увидел лишь, как снег, попадая на искусно подобранный слюдяной рисунок, медленно ползет вниз. Еще некоторое время Михаил Ярославич постоял у окна, разглядывая диковинные травы и цветы, которыми были расписаны слюдяные пластинки, подумал о том, какими они будут, когда их осветит солнце, и как это должно быть красиво, но на этом его легкомысленные размышления были прерваны.
Из‑за двери донеслись возбужденные голоса воеводы и сотника, которые о чем‑то спорили с Макаром.
— Эй, проходите! — крикнул князь.
Голова Макара просунулась в приоткрытую дверь, которая тут же распахнулась, и в горницу ввалился сначала Егор Тимофеевич, а за ним протиснулся Василько.
— Со всеми делами, что сегодня хотели сделать, справились, — отчитался воевода, — теперь не грех и отдохнуть.
— Раз так, то можно и в гости к посаднику отправляться, — сказал князь Михаил, — небось заждался Василий Алексич.
— Человек от него поджидал нас у крыльца, так я, не прогневайся, Михаил Ярославич, смелость на себя взял, отпустил холопа восвояси, — сообщил сотник, в последнюю минуту засомневавшийся в том, правильно ли он сделал, не будет ли князь сердиться на него за это, и поспешил объяснить свой поступок: — Дорогу к усадьбе посадника я хорошо знаю, уж не раз там побывал.
— Коли правда, значит, за провожатого у нас будешь, — спокойно ответил князь и первым шагнул к двери.
Подумав о том, что посадник не холопа должен был прислать, а сам мог бы важных гостей встретить и до дома своего сопроводить, воевода, недовольный самоуправством Василька, сердито буркнул себе под нос: «Смотри, кабы в метели провожатый не заплутал», — и поспешил за князем.
Следом вышел сотник, который хоть и слышал слова, но решил, что раз князь не прогневался, то на брюзжание воеводы внимания обращать не стоит…
До усадьбы Василия Алексича князь и его сотоварищи, сопровождаемые десятком гридей, добрались быстро. Сытые, отдохнувшие кони пронеслись галопом от княжеских палат через широкую площадь до крепких тесовых ворот, охраняемых младшими дружинниками.
Миновав какие‑то хозяйственные постройки и пустующие в такую непогоду лавки, распугав своим стремительным появлением редких прохожих, всадники вскоре очутились у дома посадника.
Створки резных ворот были распахнуты настежь, будто объятия радушного хозяина. Посадник, едва только гости въехали на двор, поспешил им навстречу, на ходу кланяясь и что‑то говоря, но слов его было не разобрать — ветер относил их в сторону.