Сумерки в лесу сгущались быстро, и вот–вот обступила бы людей кромешная темнота, но в последний миг сначала робко, а затем веселей, сразу в нескольких местах дорогу осветили костры.
Воины княжеской дружины, включавшей в себя немало людей молодых, были тем не менее в самом деле привычны к разным походным условиям, и потому место для ночевки обустраивалось быстро. Пока одни разводили огонь и, подвесив над ним котлы, наполненные снегом и разрубленной на куски дичью, собирались кашеварить, другие, достав из обозных саней широкий полог и установив княжеский шатер, укладывали в нем лапник, устраивая место отдыха для князя. Вскоре в подступавшую к кострам темноту потянулся приятный запах жареного мяса, а над котлами заклубился душистый парок. В предвкушении густой похлебки дружинники негромко переговаривались, тянули к огню озябшие руки, шумно втягивали наполненный ароматом воздух, беззлобно посмеиваясь над своими особо нетерпеливыми товарищами, которые, решив не дожидаться общей трапезы, обжигаясь, в спешке поглощали кое‑как обжаренное мясо.
За хлопотами никто даже не заметил, что ветер, так всем досаждавший в дороге, наконец‑то стих, небо прояснилось, сквозь редкую пелену проплывающих в вышине облаков хорошо стали видны звезды и поднявшийся на небосклоне лунный диск, словно примятый с одной стороны. Когда его холодные лучи проникли на землю через засыпанные снегом кроны, обещая морозную ночь, дружина уже угомонилась. Бледный свет причудливо освещал деревья и расположившихся под ними людей, насытившись, они привычно устроились на ночевку, натянув поглубже на уши шапки, запрятав руки в рукава теплых свит и укутавшись в меховые или сермяжные пологи. Оставленные на страже гриди были рады тому, что им не надо до рези в глазах вглядываться в темноту леса, чтобы, паче чаяния, не пропустить появления непрошеных гостей. Ими в эту пору могли стать не только звери, но и потерявшие человеческий облик бродяги, стаями, словно волки, нападавшие на застигнутых врасплох путников.
К Михаилу Ярославичу сон не шел. Выйдя из шатра, князь походил меж кострами, у которых, чередуясь, грелись гриди, охранявшие покой спящих дружинников, добрел до коновязи, где его конь, прозванный за черную без единой отметины масть Вороном, тихим ржанием приветствовал хозяина. Наконец князь возвратился в шатер, в углу которого в большой глиняной плошке переливались всеми оттенками алого цвета угли, принесенные дружинным отроком. От морозного воздуха, проникшего под полог вместе с князем, они на мгновение вспыхнули ярче, осветив непритязательную походную обитель.
Скинув корзно, Михаил Ярославич расстегнул ворот свиты и улегся на укрытый медвежьими шкурами лапник. Казалось, что после длинного утомительного перехода, после прогулки под морозным звездным небом он должен был сразу же уснуть, но не тут‑то было.
В углу, забыв о том, что ему нужно следить за углями в плошке, давно посапывал разомлевший от тепла Николка, а князь все ворочался с боку на бок на своем ложе, но уснуть не мог.
Он вспоминал последние месяцы, вновь и вновь возвращался к событиям, круто повернувшим его судьбу. Да только ли одного его!
Опять всплыли перед князем Михаилом страшные картины разыгравшейся у реки Сити трагедии[1], очевидцем и участником которой он стал, будучи еще безусым юнцом.
Тогда, без малого десять лет назад, под ударами несметных полчищ Бату–хана сложили свои головы защитники земли Русской, которых для битвы с безбожными собрал под свои знамена великий князь Юрий Всеволодович[2]. После его гибели сел на владимирский престол отец Михаила. Доля князю досталась трудная, и не будь у Ярослава Всеволодовича[3] той железной хватки, которой он, как говорят, отличался смолоду, той жажды деятельности, без которой нельзя представить настоящего правителя, не удалось бы отцу за короткий срок, отпущенный Богом, поднять из пепла и руин землю, оказавшуюся по воле судьбы под его властью. И вот теперь отца не стало, и во Владимире, в палатах, отстроенных им, восседает младший птенец из Всеволодова гнезда — Святослав[4]. Он наверняка и не надеялся стать великим князем, не думал, не гадал, что когда‑нибудь дойдет до него, до последыша, очередь.
Повернувшись на бок, князь Михаил невидящим взглядом уставился на догоравшие угли. Они бросали слабые отблески на его красивое лицо, на котором застыло выражение брезгливости.
1
…разыгравшейся у реки Сити трагедии… — 4 марта 1238 г. на реке Сити произошла битва между татаро–монголами и войсками великого князя Юрия Всеволодовича. В результате поражения русских войск сопротивление князей Северо–Восточной Руси было сломлено.
2
Юрий (Георгий) Всеволодович (1187 или 1189— 1238) — великий князь владимирский (1212—1216 и 1218—1238).
3
Ярослав II Всеволодович (1191—1246) — князь переяславский, рязанский новгородский, киевский (1236— 1238), великий князь владимирский с 1238 г.
4
Святослав Всеволодович (1196—1253) — князь новгородский, юрьевский (Юрьев–Польской), переяславский, суздальский, в 1246—1248 гг. великий князь владимирский.