«О тебе радуется Благодатная», — медленно шевеля губами, в который уже раз прочел Михаил Ярославич слова, вырезанные на серебряном поле. Потом он бережно провел кончиками пальцев по лику Пресвятой Богородицы, доброжелательно смотревшей на него с небольшой иконы, вставленной в центральную часть складня.
Молитва князя была недолгой. Он воспринял вернувшееся к нему душевное спокойствие как дар самого Неба и теперь желал только одного — не потерять его вновь и выполнить то, что задумал. Неожиданно для себя Михаил Ярославич ощутил, как навалилась на него усталость, и он, быстро раздевшись, лег в постель.
Теперь ничто не угнетало душу князя, и он, едва коснувшись подушки, с легким сердцем погрузился в сон.
4. Воспоминания воеводы. Детство князя
Путь от княжеских палат до жилища воеводы был недальний. Еще в первый день, осматривая строения, приготовленные для прибывших с князем людей, Егор Тимофеевич остановил свой выбор на крепком небольшом доме. От этого дома, примостившегося к забору, которым была огорожена княжеская усадьба, до нее самой было всего три сотни шагов, а до гридницы и того меньше.
В давно покинутом Переяславле у воеводы была хорошая усадьба, о которой он старался не думать. Сегодня, побывав в гостеприимном доме посадника, воевода словно увидел ее воочию и теперь никак не мог отделаться от этих воспоминаний.
Егор Тимофеевич раньше часто мечтал о том, как, оставив службу, вернется в Переяславль и заживет в свое удовольствие с любящей его женой и в окружении заботливых детей. Однако навестить семью ему удавалось нечасто, и со временем он заметил, что жена не бросается, как бывало прежде, ему навстречу, не целует, не обнимает горячо, не радуется привезенным подаркам, а смотрит исподлобья, холодно. Из некогда пригожей худенькой девушки, с которой его свели отец с матерью, она превратилась в толстую сварливую бабу.
Оказалось, что и дети выросли без него. Не ластятся к отцу, не просят рассказать о том, что он видел, где был, как когда‑то делал это старший сын, Андрей, который уже не первый год служил службу в княжеской дружине.
Дочки погодки думали теперь лишь о женихах, искать которых, по мнению жены, следовало только среди богатых и знатных, а их, как известно, на всех не хватает. А поскольку Егор Тимофеевич ничем здесь помочь не мог — да, к своему удивлению, почему‑то и не хотел, — то дочери также глядели на него холодно, а иногда и с плохо скрываемой злостью, которая делала их миловидные лица уродливыми.
Младший сын, вместо того чтобы биться со сверстниками на деревянных мечах да стрелять из лука, набираясь мастерства и силы, проводил дни в обществе каких‑то теток и старух, которыми был полон дом и которые, как утверждала жена, пытались исцелить не только ее, но и мальчика от каких‑то тяжелых недугов. Воевода же, несмотря на несколько ранений, все еще обладавший немалой силой и крепким, как у молодого, телом, заметил у сына только один недуг — неумеренность в еде.
Однажды, найдя среди какого‑то старья деревянный меч Андрея, он даже попытался обучить сына искусству владения этим оружием. Однако из такой затеи ничего не вышло. Дебелый отрок с красными пухлыми щеками столбом стоял посреди заснеженного двора, неуклюже взмахивая мечом, когда растрепанная простоволосая жена с истошным криком выскочила на двор и поспешно увела его. Неделю до отъезда Егора Тимофеевича она отпаивала сына какими‑то снадобьями, громко причитая, что муж хотел уморить ее кровиночку.
Эта поездка надолго запомнилась Егору Тимофеевичу, и потому, даже если иногда возникала возможность навестить семью, он без малейшего сожаления оставался с дружиной.
После гибели Андрея он был в этом доме всего раз. Тогда, сам чудом уцелев и зная о том, что Переяславль не миновала горькая участь нашествия, Егор Тимофеевич, забыв обиды, спешил к семье, чтобы узнать, живы ли, помочь, если в том будет нужда.
Усадьба его хоть и была разграблена погаными, но большая ее часть уцелела после пожара, а сгоревшее можно было легко восстановить. Главное — все остались целы и невредимы.
Ему казалось, что постигшее всех несчастье должно что‑то изменить в их отношениях, и воевода был горько разочарован, увидев, что даже общая беда не смогла сплотить семью. Помянув старшего сына, он без сожаления покинул Переяславль и отправился во Владимир, где новый великий князь собирал под свое крыло всех, кто остался жив.
Добрые семейные отношения, о которых когда‑то мечтал воевода, он увидел в доме московского посадника. Увиденное разбередило душу старого воина. Только сейчас, добравшись до крылечка своего нового жилища, он понял, насколько одинок. С нежностью он потрепал гриву немолодого коня, который, будто поняв, как тяжело его хозяину, потянул свою морду к бородатому лицу. Воевода похлопал гнедого по загривку и отдал поводья холопу.