Еще вчера удобное ложе теперь казалось ему слишком жестким и узким, он потеребил подушку, лег на спину и снова уставился в потолок.
Да, время и в самом деле пробежало очень быстро. Вроде бы только недавно он провожал Андрея в его первый поход с княжеской дружиной, а уж без малого десять лет прошло, как любимого сына с ним нет.
Тяжело вздохнув, воевода стал вспоминать, как незадолго до того самого похода он, отправившись с княжичем на охоту, прихватил с собой и сына. Егор Тимофеевич считал охоту хорошим испытанием для стрелка. Ведь одно дело — бить в недвижимую цель, и совсем другое — в юркого зверя или быстрокрылую птицу. К тому же и поразить их следовало с одного выстрела, да и постараться не испортить шкурки.
Андрей умел это делать мастерски, а вот для княжича, который уже довольно метко стрелял из лука, на первых порах эта задача была не по силам. В тот раз он злился, ревностно наблюдал за своим повзрослевшим другом, вновь и вновь пускал стрелы, но, увы, все они пролетали мимо живой цели.
— Не горюй, княжич, — говорил Андрей, — научишься. Отец не даст соврать, и я поначалу немало стрел в небо выпустил, а теперь‑то, сам видишь, любого зверя с одной стрелы бью. А у тебя глаз острый и рука твердая, походишь на ловы с мое, наверняка лучше меня станешь дичь бить.
Михаил хотя и взглянул на Андрея недоверчиво, но в глазах княжича уже не было злобы, а светились они надеждой. Он ничего не сказал, а лишь благодарно посмотрел на старшего друга, мнению которого доверял с тех самых пор, когда Андрей заставил его, болезненного изнеженного ребенка, оторваться от крыльца и бежать сломя голову по пыльному княжескому двору.
Успокоившись, Михаил решил еще раз попытать счастья и на этот раз, к удивлению гридей, издали наблюдавших за забавами княжеского сына, попал в селезня.
Раненая птица затрепыхалась беспомощно, стала быстро снижаться, отчаянными рывками все же пытаясь улететь подальше от злополучного места.
Как и все остальные, словно завороженный, княжич наблюдал за этим падением и, когда селезень где-то за высокими камышами наконец плюхнулся в воду, услышал за спиной хорошо знакомый голос:
— Вот видишь, попал.
— Да–а, попал, — ответил удивленно княжич и неожиданно для всех ринулся к воде, решив во что бы то ни стало самостоятельно достать птицу.
Увидев Михаила, который, уже окунувшись с головой в студеную воду, хватаясь за ломкую высокую траву, пытается двигаться в том направлении, куда упал подстреленный им селезень, Андрей первым бросился на помощь другу. Он хорошо знал, что всего несколько шагов отделяют того от края ямы, которая неминуемо потянет его в холодную глубину, а стремительное течение быстро унесет вдаль свою легкую добычу, как уже наверняка унесло оно и раненую птицу.
Впервые за свою жизнь оцепенев от ужаса, не в силах двинуться с места, Егор Тимофеевич, кажется, целую вечность стоял на берегу, понимая, что сейчас может произойти непоправимое.
На самом деле уже мгновение спустя и он вслед за своим сыном кинулся в студеную воду. На глазах гридей, со всех ног бросившихся к берегу, он несколькими огромными прыжками, поднимая тучу брызг, преодолел пространство, отделявшее его от детей, и молниеносно сгреб в охапку и княжича и сына. Тот еле–еле удерживался на ускользающем из‑под ног краю коварной ямы, но сам крепко держал за свиту Михаила, который только благодаря другу не ушел с головой под воду.
Лишь когда Егор Тимофеевич и первый подоспевший к нему на помощь дружинник вынесли мальчиков на берег, все вздохнули с облегчением.
Однако радоваться было рано.
Если крепкий телом Андрей, из‑за беспокойного нрава уже не раз побывший в разных переделках, мог без последствий перенести очередное испытание, то для княжича, хоть и вполне теперь окрепшего, купание в студеной осенней воде невесть чем могло обернуться.
Костер, к счастью, заполыхал очень быстро, но пока его разводили, детей раздели донага, обтерли чьими‑то рубахами и надели на них чьи‑то свиты, потом, усадив обоих к огню и разыскав у кого‑то в калите непочатую сулею, напоили хмельным медом.
Только после этого обратили внимание на то, что и сам Егор Тимофеевич, все это время отдававший приказания, успел в этой суматохе скинуть только вымокшую свиту и теперь, блаженно глядя на спасенных детей, стоит у костра босой, в мокрой рубахе и мокрых портах. Его помощник, уже скинув с себя вымокшую одежду и разложив ее у костра, грелся рядом, то одним боком, то другим поворачивая к огню сильное молодое тело. Для них тоже нашлась сулейка с медом, и, отхлебнув из нее по очереди, они переглянулись и неожиданно засмеялись. Их смех подхватили все.