Великий князь только что вышел из шатра, успев распрощаться с разъехавшимися с совета князьями и воеводами, и теперь, стоя в окружении гридей, с удивлением наблюдал за всадником, приближавшимся к нему на взмыленном, страшно хрипящем коне.
— Дорож, — выдохнул он, наконец‑то узнав в краснолицем, бешено вращающем глазами воине своего воеводу. — Татары? — каким‑то бесцветным голосом повторил князь, но через мгновение, когда до его сознания дошел смысл услышанных слов, он, едва овладев собой, заорал зычным голосом: — Татары!!!
Люди, стоявшие рядом с князем, словно очнувшись от этого крика, кинулись к возам, где были сложены доспехи, и уже не видели, как Дорож, немного не доехав до княжеского шатра, наклонился к конской гриве и, спустя миг, повалился на землю, сраженный меткой татарской стрелой.
— Татары! Татары! Татары! — раздавались отовсюду голоса.
Еще эхом неслось по полю это страшное слово, а незваные гости, молниеносно сметя так и не успевшие взяться за оружие дозоры, уже начали свой кровавый пир.
Егор Тимофеевич вел неторопливую беседу с одним из своих бывших соратников: с Федотом он давно не виделся, и теперь оба были рады возможности вспомнить товарищей и былые походы, сетовали, что год начался с плохих вестей. Воевода то и дело посматривал по сторонам, пытаясь среди человеческой массы отыскать знакомую фигуру сына, но это ему не удавалось, и он переводил глаза на князя Михаила. Тот, безмятежно раскинув руки, лежал на возу, уставившись в высокое чистое небо.
Дружинники в ожидании Ратибора, еще утром ускакавшего к великому князю, коротали время, кто как мог. Одни отправились на берег Сити, последовав примеру воинов стоявшей неподалеку дружины ярославского князя Всеволода Константиновича, уверявших, что, выдолбив лунку в истончившемся под первыми весенними лучами льду, можно быстро наловить рыбы и сварить замечательной ушицы, другие, пользуясь благоприятным моментом, дремали, третьи, как и воевода, были заняты разговорами.
Внезапно, оборвав беседу на полуслове, старые друзья, переглянувшись, одновременно замолчали и, вытянув шеи, будто пытаясь увидеть что‑то еще невидимое, повернули головы в ту сторону, где вдали, за прозрачной рощицей, стояли дружины великого князя.
Неясная тревога неожиданно охватила многих воинов, и, оставив свои занятия, они, машинально положив ладони на рукояти своих мечей, напряженно прислушались к доносившимся оттуда новым, едва различимым звукам.
— Ты что‑нибудь слышишь? — озабоченно спросил Федот друга, не отрывая взгляда от рощицы.
— Да, — ответил тот и, будто пытаясь найти что‑то подтверждавшее страшную догадку, мгновение–другое помолчал, а потом, уже не сомневаясь в своей правоте, сказал громко: — Это бой! — И, повернувшись к дружине, закричал раскатисто: — Все–е-е к ор–р-ру–жию–ю!
— К оружию! К оружию! — покатился эхом до самых дальних рядов этот клич.
Раздался клич вовремя.
Не успели еще облачиться в доспехи все воины и лишь небольшая часть их, оседлав коней, изготовилась к встрече врага, как уже ясно стали различимы и звон металла, и крики дерущихся, а через несколько мгновений на пригорке среди веселых тоненьких березок показалось несколько всадников, которые что‑то возбужденно кричали. Возглавлял их Ратибор.
— Дружина, к бою! Татары здесь! — долетел до рядов крик.
— Татары! — пронесся ветер над рядами, это сотни глоток повторили, все разом выдохнули страшное слово.
— Татары!
— Поганые? Здесь? — переспрашивал кто‑то в недоумении, не отрывая взгляда от несущегося во весь опор Ратибора.
Ратибор уже отъехал от великокняжеского шатра на почтительное расстояние, когда услышал за спиной странные крики, и, обернувшись, увидел, как по направлению к лесу наперерез появившимся на опушке татарам ринулась одна из княжеских сотен, за ней спешила другая. Молниеносно оценив ситуацию, воевода огрел плетью коня и понесся к своей дружине, по пятам за ним двигалась его немногочисленная охрана.
Он ругал себя за то, что так толком и не успел оглядеть места, в которых теперь предстояло принимать бой, а будучи вызванным к великому князю, опять не узнал от него ничего ни о противнике, ни о силах, что оказались под рукой Юрия Всеволодовича.
«Может быть, князь и сам не знает, сколько у него воинов. А может, их слишком мало и он стыдился об этом сказать или страшился, что последние защитники разбегутся, — со злостью думал Ратибор, пытаясь на ходу решить, как же теперь действовать: то ли на месте встретить врага, то ли к великому князю на подмогу двинуть дружину. — Ежели сил у князя много, то мы в бою только мешать друг дружке станем, а если их мало…» Об этом он старался не думать.