День был настолько хорош, что вскоре князь перестал об этом и думать. При виде девушки, смущенно покрасневшей, но все‑таки не опустившей своих темных, как омуты, глаз, он в очередной раз расплылся в широкой улыбке, но неожиданно перехватил взгляд посадника.
«Ишь, как уставился, ничто от такого не утаишь. Ну да Бог с ним, он мне подвластен, и я, что хочу, то и делаю, — подумал князь и опять с любопытством посмотрел по сторонам. — Денек‑то какой погожий выдался! Душа радуется! В городке моем, как вижу, немало девиц пригожих! — Михаил Ярославич улыбнулся своим мыслям, но, вспомнив взгляд посадника, который словно напоминал ему о том, что князю следует думать о делах серьезных, оглянулся на спутников и сказал себе твердо: — Пора бы мне заняться тем, ради чего я собрал людей и пустился поутру в дорогу».
— А что, Василь Алексич, с этой стороны заборолы[38] выше, чем у ворот? — обратился князь с вопросом к посаднику.
— Это только так видится: просто к воротам, через которые мы выезжали, Великая на холм взбирается, а с этой стороны — место ровное, — быстро, будто только и ждал этого вопроса, пояснил посадник со знанием дела и добавил, чтобы у князя не осталось никаких сомнений: — Сюда одной толщины и высоты бревна пошли, при мне отбирали, прежние-то почти все сгорели. Да и насыпь везде ровняли, а где что разрушено было, восстановили, землю и камни подвозили.
Князь, удовлетворенный ответом, кивнул, но спрашивать ни о чем больше не стал. Его вороной конь медленно двигался через плотную людскую массу.
— Эй, осади!
— Куда лезешь!
— Сторонись! — раздавались то и дело окрики дружинников.
Дружинники, теперь вплотную придвинувшиеся к князю, на всякий случай были настороже, опытным взглядом осматривали толпу, нет ли среди благожелательно настроенных горожан какого‑нибудь злоумышленника, но ничего из того, что могло встревожить их, не замечали. Сам же Михаил Ярославич поглядывал на разношерстную массу свысока, не ощущая даже тени страха перед этими людьми, которые теперь были целиком подвластны ему.
— Князь! Князь! — прокатилось по торжищу.
— Сам Михаил Ярославич! Смотри‑ка, вон он, что‑то посаднику говорит, — раздавались возгласы в толпе.
— Ярославич, Александра, самого Невского брат родной! — услышал князь молодой восторженный голос и на мгновение нахмурился. Его больно укололо то, что он известен людям лишь как брат Александра, однако вынужден был смириться с этим, тем более что сам он не только искренне любил старшего брата, но и считал его великим воином.
«Думаю, все‑таки упомянутым быть рядом с Александром надобно за честь принимать. Кроме того, пусть пока имя мое неизвестно, но как знать, что готовит нам завтрашний день», — нашел спасительную мысль князь.
— Здоров будь, Михаил Ярославич! — донесся из задних рядов громкий мужской голос, который вывел князя из задумчивости.
— Благослови тебя, князь, Господь! — спокойно произнесла женщина где‑то совсем рядом.
Князь повернул голову в ту сторону, откуда донеслись до него слова, сказанные — он почувствовал это — от всего сердца, и увидел, как опиравшаяся на клюку старуха, в глазах которой застыли слезы, подняв костлявую руку, перекрестила его скрюченными узловатыми пальцами.
— Спасибо, люди, на добром слове, — проговорил он, сняв шапку, а затем, опустив поводья, прижал ладонь к сердцу и поклонился.
Гул одобрения пронесся волной по торжищу.
Князь рад был окунуться в эту волну всеобщего обожания и, если б мог, продлил бы до бесконечности такое удовольствие. Надев шапку, он громко, так, чтобы слышали не только стоящие рядом с ним, обратился к краснощекому молодому купцу, который, забыв про разложенный на прилавке товар, открыв рот, смотрел на князя: — Как звать тебя, мил человек?
— Трифон зовут меня, светлый князь Михаил Ярославич, — ответил купец, и щеки, разрумянившиеся на морозце, еще больше покраснели от смущения.
— Чем порадуешь, Трифон? Что за товар в мой город привез?
— Мой город…
— Мой город…
— Что за товар… — повторила толпа.
— Кожи… Кожами торг веду, — произнес как‑то неуверенно купец, который все никак не мог поверить своим глазам и ушам, словно не понимал, что именно к нему обращается князь.
— А товар‑то хорош? — спросил Михаил Ярославич, в душе наслаждаясь произведенным на молодца впечатлением.