Михаил Ярославич вздохнул, ощутил, как при воспоминании о матери теплая волна разлилась по всему телу, и, неожиданно подумав о том, что нет рядом с ним никого из близких и ему даже некому поднести дара, снова вздохнул. Князь еще раз переложил из руки в руку жемчужную нить, посмотрел, как переливается она на солнце, и отдал хозяйке, во взгляде которой увидел не только смущение, но и радость оттого, что супруг сделал ей такой замечательный подарок.
— Хорош дар! Видать, не скаредный у тебя, Прасковья, муж и дело умеет вести. Такого любить да жаловать надобно, — сказал князь, с улыбкой глядя, как от его слов залилось ярким румянцем лицо купеческой жены, которая спешно опустила голову и прикрыла зардевшиеся щеки краем сколотого под подбородком платка. — Прощевай, Мефодий, даст Бог, еще свидимся, — добавил Михаил Ярославич и натянул поводья.
Купец с благоговением проводил взглядом князя и c i ал расплачиваться с хозяином лавки, который все это время столбом стоял в сторонке, не зная, что делать. Пока он, уставившись темными миндалевидными глазами на свой прилавок, думал, есть ли у него товар, достойный того, чтобы предложить его князю, Михаил Ярославич уже распрощался с Мефодием. Ругая себя на чем свет стоит за нерасторопность, хозяин лавки поскреб пятерней смуглый морщинистый лоб, втянул крючковатым носом морозный воздух и вдруг как‑то сразу изменился в лице. Оно помолодело, разгладилось. Проникшись особым почтением к покупателю, которого знает сам московский князь, купец даже немного снизил цену за жемчуга. Приторно–сладким голосом он стал приглашать Мефодия, не ожидавшего таких перемен, заглядывать к нему в лавку почаще, а когда тот отвернулся, вложил в руку Прасковье тоненькое колечко с бирюзовым зернышком, проговорив еле слышно: «Это для дочки».
Не успели князь и его спутники отъехать от лавки, торговавшей всякими прикрасами, как Михаил Ярославич заметил еще одного знакомого.
— Ты смотри‑ка, Никита, из твоей сотни богатырь, — опередив князя, с некоторым удивлением проговорил воевода.
— И то правда, — сказал сотник и окликнул стоявшего саженях в пяти дружинника: — Эй, Прокша, никак обновку присмотрел?
— Да нет, не могу по себе ничего найти. Все не впору, — повернувшись к сотнику, спокойно ответил Прокоп и приложил к своей широкой груди рубаху, которая была явно мала для него.
— Где ж на такого рубаху найти, — со смехом сказал князь, остановивший коня за спиной дружинника.
— Ой, Михаил Ярославич! — удивленно воскликнул Прокоп, оборачиваясь на голос, поклонившись в пояс, пробасил: — Прости, князь, не заметил. — Затем, почесав затылок, с грустью посетовал: — Я уж весь торг обошел, да рубахи никак не найду. Пообносился, а здесь все рубахи мне узки да коротки.
— Да ты б еще подрос да вширь раздался! — забирая рубаху у Прокопа, пробубнил недовольно торговец. — У меня рубахи, и порты, и свиты — все есть. Никто не жалуется. А ты вишь какой вымахал.
— Каков есть, — мирно ответил богатырь и уж было собрался водрузиться на такого же крепкого, как и хозяин, коня, но со стороны окликнул дружинника женский голос.
— Эй, Прокша, ты сюда иди, — позвала богатыря улыбчивая румяная молодуха, стоявшая у соседней лавчонки, — подходи–подходи, только ткань выбери, а я уж для такого соколика расстараюсь, без рубахи не оставлю.
Прокоп, застыв с поводьями в руках, рассматривал привлекательную москвичку. Князь и все его товарищи с интересом ждали, чем все это закончится.
— Да что ж ты стоишь как истукан, — пряча улыбку в бороду, подбодрил нерешительного великана сотник Никита, — глядишь, рубахой наконец обзаведешься.
Однако Прокоп, кажется, не слышал этих слов, он все еще стоял, раздумывая над предложением молодухи, а затем решительно потянул коня за повод и сделал шаг ей навстречу. Наблюдавшие за этой сценой облегченно вздохнули.
— Будет у мужика рубаха, — со смехом проговорил князь и направил коня в дальний ряд, над которым на высоком шесте с перекладиной красовалась кольчуга.
Оставив в стороне ряды, где шла бойкая торговля всяким съестным товаром, снедью, привезенной из окрестных деревенек, и миновав прилавки, где выставили свой хрупкий товар гончары, поглядев с высоты на разложенные умельцами скобяные изделия, Михаил Ярославич наконец‑то достиг цели.