Кесслеру пришлось с большой неохотой разбудить спящих.
— Григор ушел, — коротко объяснил он причину вынужденного раннего подъема.
— Когда?
— Неизвестно. Он мог бесшумно уползти с поляны, когда я стоял спиной к лагерю, либо его уже не было здесь еще тогда, когда я заступал на вахту, а я проморгал. — Кесслер угрюмо уставился на догорающий костер. — Мы не можем допустить, чтобы он погиб, оставшись один в этом страшном лабиринте. Нужно найти Григора, если только он еще живой, и вернуть в отряд.
— Я схожу и приведу его, — предложил Сэмми, подняв свое мачете.
— Тогда бы я не будил вас всех, — возразил Кесслер. — Достаточно было одного, чтобы кто-то из нас вернулся за Григором. Но это слишком рискованно, в одиночку легче погибнуть. Теперь мы отправимся вместе. Так безопасней, — решительно закончил он.
Билл Молит, потягиваясь и широко зевая, взвалил на спину свой тяжелый мешок и схватил мачете.
— Вопрос решен. Мы все пойдем обратно. Идти-то нам всего ничего — миль семь. А что такое семь миль?
— Ночью, пожалуй, это побольше, — заметил Кесслер.
— Ну и что? — опять зевая, потянулся Билл. — Пошли.
Каждый взвалил свою ношу и они отправились в обратный путь, настороженно вглядываясь в джунгли и держа наготове оружие. Пламя покинутого догорающего костра скрылось за первым же поворотом. Фини бежал впереди, то и дело недоверчиво принюхиваясь и глухо рыча.
Григора они нашли лежащим на поляне рядом с могилой жены. Судорожно сведенное тело скрючилось вокруг могилы, в левой руке виднелся крепко зажатый наполовину пустой пузырек из походной аптечки, а правая рука покоилась на свежем могильном холмике, будто оберегая его. Лицом он уткнулся в землю у подножия деревянного креста.
Они помолчали. Каждый склонил голову перед этим простым человеком, удивляясь его мужеству и глубокому чувству. Потом достали лопату и, выполняя желание Григора, похоронили рядом с “маленькой Гердой”, к которой он шел сюда сквозь ночь чужой планеты.
Кесслер записал в дневнике: “День тринадцатый. Продвинулись еще миль на сто с небольшим на север, последние два дня продвигаемся быстрее”.
Около ста миль за тринадцать дней. Маловато. Похоже, что эти невысокие джунгли никогда не закончатся.
Кесслер бросил Фини разорванный пакет с пищевым концентратом, другой принялся есть сам.
— Единственная радость — после каждой еды наш груз становится легче, если, конечно, можно считать это радостью.
— Нас окружает множество плодов и растений, всевозможных кореньев, — заметил Молит. — Но я помню золотое правило: не ешь того, о чем доподлинно неизвестно, что это съедобно. Последствия могут быть ужасными. Однако все идет к тому, что рано или поздно нам придется рискнуть.
— Не кушать — умирать медленно, — изрек Малыш Ку. — Кушать что нельзя — умирать быстро.
— Да ты, дружочек, еще о смерти молить будешь, — вступил в пререкания с ним Молит. — На некоторых планетах встречаются плоды с виду сочные, вкусные, а попробуешь — тебя так скорежит, что пятки под мышками застрянут.
— Это имеет свои преимущества, — включился в разговор Сэмми Файнстоун, — покойнику в такой позе могила нужна покороче. Работы почти вдвое меньше. Такую смерть можно считать экономически целесообразной.
— А я предполагал, что от тебя сейчас шутки не услышишь, даже мрачной, — проговорил Молит, внимательно посмотрев на него.
— Почему?
— Да я представил, что ты к этому времени превратишься в комок нервов или отдашь Богу душу.
— А я и в самом деле сплошной комок нервов, — сказал Сэмми. — Силенок хватает только на то, чтобы за жизнь цепляться.
— Молодчина! — похвалил его Молит. — Продолжай в том же духе, глядишь, и выкарабкаешься.
Кесслер недовольно подергал свою отросшую бороду, очень густую и кудрявую, и сказал, обращаясь к Сэмми:
— Не только вам приходится постоянно тащить самого себя за волосы. Любой из нас страдает тем же. — Он потрепал за уши лежащего рядом Фини. — Ну, возможно, за исключением нашего четвероногого друга.
Пес завилял обрубком хвоста, услышав свое имя.
— Просто диву даешься, как он находит эти проклятые ямы–ловушки, наподобие той, в которую свалился Эликс. Пес четырежды предупреждал нас об опасности. Только благодаря ему никто из нас не пошел на корм этой красной образине в панцире.