— Ловко! — приговаривал он.
Грэхем вышел из дальней комнаты, неся полупустой пузырек йода.
— Разыскал по чистому наитию. Полюбуйся: стоял в аптечке рядышком с целой кучей снадобий от всех мыслимых болезней и недугов. Хватило бы на добрый лазарет. Дейкин всегда был порядочным ипохондриком. — Он водрузил пузырек на стол и мрачно уставился на него. — Так что склянка эта ровным счетом ничего не доказывает. — Грэхем окинул помещение угрюмым взглядом. — Здесь мы только время теряем. Я хочу повидаться с доктором Фосеттом из Государственной Психиатрической Лечебницы. Подвезешь?
— Сначала звякну. — Воль вызвал управление, положил трубку и сказал: — Дейкина вскрывать не стали — вскрывать, по сути, нечего. — Он убрал верньер на место, засунул пузырек в карман и открыл дверь. — Едем! Поглядим на твою психушку. При такой жизни в один прекрасный день она, того и гляди, станет нашим родным теплым домом.
Гудзон окутывался тьмой. Унылая луна хмуро взирала на мир сквозь рваные облака. Словно желая скрасить мрачное зрелище, вдали вспыхивали кроваво-красные буквы пятидесятифутовой неоновой рекламы, через равные промежутки времени повторяя радушное приглашение: ЗА ПИВОМ ВСЕГДА СПЕШИТЕ СЮДА! Взглянув на рекламу, Воль, сам того не заметив, облизнулся. Нетерпеливо прохаживаясь взад и вперед, они поджидали вызванный гиромобиль.
Наконец, машина подъехала, сверкая фарами и гудя. Воль приблизился и сказал одетому в полицейский мундир водителю:
— Править я буду сам. Едем в Олбэни.
Усевшись за руль, он подождал Грэхема и резко рванул с места.
— Мы спешим, разумеется, — но не до такой же степени! — запротестовал Грэхем.
— Что это значит?
— Я, видишь ли, предпочитаю прибыть на место в целости, а не по частям. В разобранном виде человеку не совсем уютно.
— Тем, кому ты садишься на хвост, тоже становится не совсем уютно. Слушай, а ты, ненароком, не совладелец местного кладбища? — По упитанной физиономии Воля поползла выразительная ухмылка. — Правда, в твоем обществе чувствуешь приятную уверенность.
— А именно?
— Можно быть уверенным, что умрешь на боевом посту.
Грэхем усмехнулся, однако ничего не ответил. Машина прибавила ходу. Когда минут через двадцать они взяли очередной поворот, пришлось опять ухватиться за поручень. Грэхем опять промолчал. Гиромобиль неудержимо летел на север, и через несколько часов — неплохое время даже для Воля — оказался в Олбэни.
— Далековато я забрался от родных краев, — заметил Воль, подруливая к цели путешествия. — А посему отказываюсь числиться официальным лицом. Ты просто-напросто прихватил с собою приятеля.
Новые корпуса Государственной Психиатрической Лечебницы, построенные в строгом, сверхсовременном стиле, раскинулись на пространствах бывшего парка. В здешней иерархии доктору Фосетту явно отводили одну из наивысших ступеней.
Казалось, этот невзрачный коротышка целиком состоит из головы и кривоватых ножек. Треугольное лицо его — широкое сверху, суженное книзу — оканчивалось жиденькой козлиной бородкой. Глаза под стеклами пенсне высокомерно щурились.
Он уселся за стол размерами с футбольное поле, показался еще меньше, и помахал копией уэббовской записки, которую велел переслать Грэхем. Потом заговорил с безапелляционностью человека, чье каждое желание принимается как закон, а каждое слово — как непререкаемая истина.
— Любопытнейшее свидетельство о душевном состоянии, в коем пребывал мой добрый друг Уэбб! Прискорбно, весьма прискорбно! — Сняв пенсне, Фосетт постучал им по бумагам, словно подчеркивая каждое произнесенное слово. — Я подозревал, что он одержим навязчивыми идеями, однако, сознаюсь, и предположить не мог, до какой степени бедняга утратил душевное равновесие.
— На чем же основывались ваши подозрения? — спросил Грэхем.
— Я, видите ли, заядлый шахматист, и Уэбб — тоже… был им. Наша дружба питалась исключительно разделенной страстью к игре. В остальном у нас было мало общего. Уэбб — физик чистой воды, не имевший никакого отношения к душевным заболеваниям. Но внезапно он стал выказывать к этой области знания жгучий интерес. Попросил и получил разрешение посетить клинику и даже понаблюдать за некоторыми пациентами.
— Вот как! — Грэхем проворно подался вперед. — А он чем-нибудь объяснял эту вспышку жгучего интереса?