— Как только обзаведусь зобом, немедленно вас извещу, — мрачно пообещал Воль.
— А чем вызывается зоб? — перебил его Грэхем.
— Недостатком йода, — с готовностью ответил Фосетт.
— Йода! — Воль и Грэхем обменялись многозначительными взглядами, а Грэхем спросил:
— Избыток йода как-либо связан со слабоумием?
Фосетт расхохотался — да так, что козлиная бородка запрыгала.
— Тогда моряки были бы сплошь идиотами — ведь их пища изобилует йодом!
Ослепительная мысль молнией мелькнула в мозгу Грэхема. Воль состроил гримасу понимания. Весточка от покойника, страдавшего отсутствием логики.
Особенно восприимчивы моряки.
Восприимчивы — но к чему? К вымыслам и основанным на вымысле моряцким поверьям? К морским змеям, русалкам, сиренам, летучим голландцам и прочей бледной нечисти, леденящей душу людскую при взгляде на колеблемую в лунных лучах мертвую зыбь?
Необходимо заняться этим вопросом основательнее, получить сравнительные сведения об экипажах морских судов и сельских жителях.
С трудом сохраняя невозмутимость, Грэхем взял со стола записки Уэбба.
— Благодарю, доктор. Вы нам очень помогли.
— Если смогу быть полезен хоть чем-то, обращайтесь ко мне безо всяких колебаний, — сказал Фосетт. — И если выясните в конце концов причину странного состояния Уэбба, я не отказался бы узнать подробности. — Последовал короткий смешок, скорее холодный, нежели примирительный. — Компетентное исследование любой галлюцинации весьма содействует уяснению общей картины.
В обратный путь они отправились тотчас. Единственный раз за всю дорогу Воль нарушил напряженное молчание, сказав:
— Кажется мне, среди ученых, которые чересчур проворно шевелили мозгами, началась эпидемия временного помешательства.
Грэхем хмыкнул, но ничего не ответил.
— Гениальность и вообще-то сродни безумию, — продолжал Воль, явно собираясь углубиться в теоретические изыскания. К тому же, знания нельзя накапливать бесконечно. Кое-какие лучшие умы, безусловно, могут выйти из строя, пытаясь объять необъятное.
— Ни один ученый не пытается объять необъятного. Ни единый мозг не способен вместить бесконечную уйму знаний. Будучи знатоком в своей области, ученый может оказаться сущим профаном в том, что выходит за пределы его академических интересов.
Настал черед Волю хмыкнуть. Лейтенант целиком сосредоточился на дороге — что, правда, не отразилось на манере брать повороты — и до самого дома, где жил Грэхем, не вымолвил больше ни слова. Высадив пассажира, Воль бросил: «До завтра, Билл» — и умчался прочь.
Ясное утро сулило погожий день и обещало новые открытия. Грэхем стоял перед зеркалом, сосредоточенно жужжа электробритвой, когда зазвонил телефон. На экране возникло незнакомое юношеское лицо.
— Мистер Грэхем? — спросил юноша, разглядывая собеседника.
— Он самый.
— Я из Смитсоновского института, — сказал юноша. — Вчера, поздно вечером, мистер Гарриман хотел вам кое-что сообщить, да не застал дома.
— Я ездил в Олбэни. А что он хотел передать?
— Мистер Гарриман связался со всеми информационными агентствами и установил: за последние пять недель они опубликовали сообщения о смерти восемнадцати ученых. Семеро — иностранцы, одиннадцать — американцы. Это примерно в шесть раз выше среднего уровня — правда, информационные агентства редко подводят итоги более чем за месяц.
— Восемнадцать! — Грэхем так и впился взглядом в лицо собеседника. — А имена получены?
— Получены, — юноша принялся диктовать.
Грэхем пофамильно переписал покойников, а также страны, в которых они жили.
— Что-нибудь еще, сэр?
— Поблагодарите от меня мистера Гарримана, и пускай позвонит мне в офис, когда сочтет удобным.
— Хорошо, мистер Грэхем, — юноша исчез, оставив его в глубокой задумчивости.
Восемнадцать!..
На другом конце комнаты мелодично звякнул гонг телевизионного приемника новостей. Грэхем раскрыл аппарат, настроенный на канал газеты «Нью-Йорк Сан». Первый утренний выпуск неторопливо поплыл по экрану. Грэхем рассеянно следил за заголовками, витая мыслями где-то вдали. Однако вскоре взгляд его сосредоточился, тело напряглось. На экране возникли слова:
СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПРЫЖОК УЧЕНОГО