Грэхем отступил туда, где тень была погуще; отметил внимательным и зорким взглядом неимоверную быстроту нападения. Витон заплясал вокруг жертвы, озарив ее тусклым, мертвенным светом. Тонкие сверкающие нити щупалец впились в тело несчастного. Шар выпустил пару колец, рассеявшихся в ночном воздухе призрачным ореолом. Еще мгновение — и светящаяся тварь взмыла ввысь, унося обмякшее тело.
Другого человека схватили таким же образом на пустыре, ярдах в двухстах дальше. Минуя остов многоквартирного дома, Грэхем увидал, как охотник и добыча пересекали открытое пространство. Гротескно удлиненная тень пешехода, озаренная бледным сиянием шара, во всю прыть неслась впереди, бежала так неистово, словно спасалась от истинно адского явления. Человек бежал огромными неуклюжими скачками, из сдавленного ужасом горла рвались невнятные, хриплые вопли.
Переливающаяся голубая бестия нависла над жертвой, засияла, раздулась, поглотила беглеца, оборвав его последний душераздирающий крик. Перед тем, как сняться вместе с добычей, витон выпустил два светящихся кольца.
Третьего и четвертого настигли на Дрекслер Авеню. Оба успели заметить пикирующую нечисть. Один кинулся бежать. Второй упал на колени, скрючился в жутком поклоне, закрыл голову руками. Бегущий хрипло кричал, тряс животом, на бегу мочился от ужаса и стенал, обреченный закланию. Коленопреклоненный не шевелился, словно молясь неведомому идолу. Обоих схватили одновременно. Витоны никому не оказывали предпочтения, никого не миловали. Они сеяли гибель так же равнодушно и неуловимо, как боевые бактерии, вырвавшиеся из кассетной бомбы.
Пот градом катился по лицу Грэхема. Крадучись, проскользнул он по дороге к больнице Самаритэн. Прежде, чем встретиться с Гармонией, он отер пот и решил ничего не рассказывать о трагедиях, свидетелем которых он был.
Доктор Кэртис выглядела, как обычно, — сдержанной и спокойной. Во взгляде глубоких темных глаз чудилась убаюкивающая безмятежность. Однако видели эти глаза насквозь.
— Что случилось?
— Ничегошеньки! Откуда вы взяли?
— У вас ужасный вид. И лоб вытираете платком.
Грэхем еще раз провел намокшей тканью по лбу и спросил:
— Как вы узнали?
— А он еще влажный — платок. Да и лоб тоже. — Во взгляде ее мелькнула тревога. — За вами гнались витоны?
— Да… То есть, гнались, но не за мной.
— За кем же?
— Это что, допрос? — осведомился Грэхем не без ярости.
— Наконец-то! В кои веки вышли из себя!
— Я всегда выхожу из себя, с вами беседуя. — Он временно выкинул из головы гнетущие мысли, одарил девушку нежным взглядом. — Но понемногу привыкну к вашему обществу, если будем видеться чаще.
— В каком смысле?
— Вы прекрасно понимаете, в каком.
— Уверяю, что понятия не имею, о чем идет речь, — холодно произнесла девушка.
— О свиданиях, — подсказал Грэхем.
— О свиданиях! — Она подняла глаза к потолку. — Подумать только: он явился назначать свидания! При всем при том, что творится вокруг! — Она села за свой стол и взяла ручку. — Вы, должно быть, совсем сошли с ума, мистер Грэхем. Добрый день — и всего наилучшего.
— Сейчас ночь, а не день, — напомнил Грэхем. — Ночь, отведенная людям для любви.
Доктор Кэртис негодующе фыркнула и углубилась в бумаги.
— Хорошо, — сдался Грэхем. — Похоже, мне опять дали отставку. За последние дни я понемногу начал к этому привыкать. Давайте-ка переменим тему. Что удалось разузнать?
Она отложила перо.
— Я ждала, покуда вы опомнитесь. Уже несколько часов хочу повидаться.
— Правда? — оживился Грэхем.
— Не потому! — она жестом велела собеседнику сесть. — Все весьма серьезно.
— А разве чувство мое не серьезно? — изрек Грэхем в пространство.
— Профессор Фармилоу заходил на чай.
— В нем имеются качества, — в профессоре, а не в чае, — не присущие мне?
— Да. Умение себя вести, — отрезала девушка.
Грэхем поморщился, но промолчал.
— Кстати, очень милый старик. Вы знакомы?
— Был знаком. Теперь и знать его не желаю, — Грэхем изобразил на лице презрительную ненависть. — Тихий вечерок с седеньким козликом? Кажется, он чем-то занимается у Фордхэма — тропическими бабочками или другой подобной пакостью.
— Он мой крестный отец. — Девушка произнесла эти слова с таким видом, будто они объяснили все. — Он физик, мистер Грэхем.