Не думая ни о чем ином, более насущном, коротышка опять заладил свое, постепенно доводя Грэхема до белого каления. Сыщик в десятый раз вопросил себя: а что изменится в том или ином случае? Не все ли равно, как действует препарат Бьернсена?! Ведь он действует, черт побери!
Грэхема вызвали.
В кабинете, куда его проводили, находились трое. Он узнал всех. Толлертон, местный эксперт; Уиллетс С. Кейтли, глава Разведывательного Управления; сероглазый мужчина с волевым подбородком — ба! — к чему бы это? — сам президент!
— Мистер Грэхем, — президент без околичностей и вступлений перешел прямо к делу, — сегодня утром прибыл курьер из Европы. Это последний из пяти, отправившихся в продолжении сорока восьми часов. Четверо предшественников погибли в пути. Дурные вести, мистер Грэхем.
— Слушаю, сэр, — почтительно сказал Грэхем.
— На Лувэн в Бельгии упала ракета с ядерной боеголовкой. Европа ответила десятью. Азиаты выпустили еще дюжину. Нынешним утром первая атомная ракета ударила по нашей собственной стране. Эту новость, разумеется, распространять и смаковать не стали, но придется нанести мощный ответный удар. Короче говоря, то, чего мы так страшились, — свершилось: началась атомная война. — Заложив руки за спину, президент мерял шагами пушистый ковер. — Несмотря ни на что, национальный дух остается крепким. Народ верит нам, народ не сомневается, что окончательная победа будет за нами.
— И я уверен в этом, сэр, — вставил Грэхем.
— В таком случае, — завидую вам, — президент остановился и пристально посмотрел на разведчика. — Теперешнее положение вещей — не просто война в привычном значении слова. Будь это обыкновенной войной, мы безусловно выиграли бы ее. Но перед нами нечто иное, самоубийство человечества, как биологического вида! Бросающийся в реку с камнем на шее не получит ничего, кроме вечного покоя. Битву не выиграет ни одна сторона, разве только витоны. Человечество в целом обречено на поражение. Нам, как нации, тоже несдобровать, ибо мы — часть человечества. Наиболее трезвые головы с обеих сторон уразумели это с самого начала и придерживали ядерное оружие до последней возможности. Но теперь, да смилуется над нами Господь! — ядерный меч занесен. И ни одна сторона не вложит его в ножны первой.
— Понимаю, сэр.
— Если бы это было все! — продолжал президент. — Однако это — далеко еще не все. — Он повернулся к карте и указал на жирную черную линию, прерывавшуюся стрелкой, которая пронзала большую часть Небраски. — Население не подозревает о размахе боевых действий на суше. Здесь показано продвижение неприятеля за последние два дня. И я не знаю, удастся ли сдержать натиск азиатов.
— Понимаю, сэр, — Грэхем безо всякого выражения глядел на карту.
— Идти на новые жертвы уже немыслимо. Нового могучего наступления нам не отбить. — Президент приблизился, его суровый взгляд устремился прямо на Грэхема. — По сообщению курьера, положение в Европе стало отчаянным: там смогут продержаться не дольше, чем до понедельника — часов до шести вечера. В остающееся время судьба человечества зависит от нас. Европа обороняется насмерть, но падет и будет уничтожена. Понедельник, шесть часов. И ни минутой позже.
— Понимаю, сэр. — Грэхем заметил, что Толлертон так и сверлит его взглядом. Кейтли наблюдал не менее пристально.
— Ни для кого из нас не остается выхода — разве только ударить быстро и сокрушительно по главным виновникам трагедии — по самим витонам. Либо мы победим, либо уцелевшие станут домашним скотом в буквальном смысле слова. Чтобы отыскать путь к спасению, остается восемьдесят часов. — Президент говорил серьезно, чрезвычайно серьезно. — Мистер Грэхем, я не требую, чтобы вы привели нас на этот путь. Чудес нельзя ожидать ни от кого. Но, зная ваш послужной список, зная, что вы лично участвовали во всем с самого начала, я решил поставить вас в полную известность о происходящем и заверить: любое внесенное предложение будет немедленно поддержано всеми доступными средствами, любые полномочия, какие вам потребуются, будут предоставлены по первому слову.
— Президент полагает, — вмешался в разговор Кейтли, — что если хоть кто-то способен отыскать выход из положения, этот кто-то — вы. Ибо вы стояли у истоков, прошли по всем ступеням; вы самый подходящий человек, чтобы довести дело до конца, если, разумеется, благополучный конец вообще возможен.