Беременность протекала тяжело. Ребенок беспокоился. Сильно вертелся в утробе матери. Будто ему было там тесно или душно. Мария Федоровна крепилась. Но порою Прокопов заставал жену в слезах.
— Его жгут лучи, — всхлипывая, говорила она, — он, бедненький, не может спрятаться от них… И защитить его нечем… Не могу я помочь ему…
— Не волнуйся, Маша, — говорил Прокопов. — Он живет — и это главное. А когда родится, мы поможем ему.
Роды были трудные. Ребенок не хотел выходить на свет божий. Доктор Иван Васильевич Брыль, принимавший роды, обливаясь потом, сильно кричал на роженицу и таращил черные блестящие глаза.
Вначале Марии Федоровне казалось, что Брыль ужасный, черствый, жестокий человек. Что не место ему здесь, в этом святом доме. Потом, всмотревшись в его лицо, живые, настороженные, умные глаза, поняла, что так надо, что его крик взбадривает, помогает опомниться, прийти в себя от боли и страха, подхлестывает и выявляет резервы новых сил, чтобы благополучно завершились роды и сотворенное матерью чудо во всей своей первозданной красе явилось миру.
— Старайтесь, мамаша, старайтесь! — кричал Брыль. — Или вы не хотите ребенка?!
— Хочу-у!
Мария Федоровна сильно ослабла. Она очень старалась, как просил ее Брыль, но получалось плохо. Ребенок задыхался.
— Она не хочет ребенка! — орал Брыль, озираясь вокруг, словно ища поддержки. — Капельницу! — приказал он акушерке.
Ребенок застрял и мог задохнуться. Мария Федоровна из последних слабых сил, обливаясь холодным потом, напрягалась, стараясь помочь ему. Порою ей казалось, будто кто-то добрый и могущественный вселяется в нее и начинает решительно помогать. Она энергично включалась, испытывая уверенность и краткотечную радость. Но так же внезапно все исчезало. Не хватало сил. Обезумевшие от боли и напряжения глаза ее различали на мутноватом, расплывающемся экране и накрепко запоминали: черные, сверкающие гневом глаза Брыля, его, мелкими кудрями, взмокшие волосы, побледневшее лицо, по которому скатывались струйки пота.
А вне себя — ощущение. Чужое и холодное. Реальное ощущение будущего человека. Потом ощущение пропадало. Ей тогда казалось, что нового человека нет. Нет!.. Она плакала… Яркий свет в глаза. Стыдно. Но стыд исчезал, с наступлением боли и вновь появлялся, когда боль отпускала.
— Не могу я!.. — искусанными в кровь губами прошептала Мария Федоровна. И почему-то вдруг добавила, словно оправдываясь. — Я слабая… Во мне радиоактивные соли урана и тория:… У меня сердце проваливается… Наверное, поэтому я не могу…
— Не оправдывайтесь, мамаша! Я про вас все знаю! Старайтесь, все равно старайтесь! Давление?! — спросил он у сестры. И снова к Марии Федоровне: — Голубушка, милая, старайтесь! Мы вам поможем. Аня! Быстро полотенце!
Они стали давить, помогая роженице.
И вдруг приступило так, что казалось — разорвет на куски. Нет! В ней еще есть силы! Она сама! Сама! Надо жить!
И в этот миг стало легко-легко…
Мальчик в руках Брыля был синенький, личико сморщенное, в страдальческой гримасе.
— Герой! — сказал Брыль и широко улыбнулся. Лицо его стало беспомощным и счастливым.
— Почему он не кричит? — слабым голосом спросила Мария Федоровна.
Брыль хлопнул ребенка по попке. Через некоторое время мальчик хватанул легкими воздух и заплакал слабым, сиплым, тоненьким голосочком.
— Он будет жить? — еле слышно спросила Мария Федоровна.
— Будет! — твердо сказал Брыль и добавил: — Надо жить! Зачем тогда рождаться?
Когда Прокопов узнал, что у него сын, он был вне себя от радости. Это было совсем новое, пронзительное ощущение окрыленности и счастья.
Но в тот миг, когда ему показалось, что он теперь самый сильный и долговечный человек на свете, его омрачила догадка: «А молоко ведь у Маши радиоактивное…»
Теперь одна главная забота овладела им: оградить малыша от воздействия радиации.
Прокопов попросил медсестру сцедить у жены четверть стакана молока и отдать ему…
Дома он выпарил молоко. Сухой остаток, пахнущий подгорелым, тщательно выскоблил из кружки, положил в спичечную коробку и отнес на анализ в радиохимическую лабораторию, где работала когда-то Мария Федоровна. Попросил определить радиоактивность.
Через день он получил результат — молоко радиоактивно.
Что делать? Переводить такую кроху на искусственное питание — опасно. Мальчик ослаблен облучением в утробе матери. Но все же попробовали дать. Тут же начался диатез. Врач после этого приказал кормить ребенка только материнским молоком.