На лицо его что-то уже набежало изнутри, светилось, вздрагивало, и все ждали, что испекшееся, готовенькое уже, с хрипотцой слово Фомича вот-вот сойдет с губ.
Ремонтники дружно подняли свои бокалы и застыли в ожидании. Но Фомич вдруг поставил полированный стальной фужер на стол и буднично приказал Карасеву:
— Проверь-ка, Васек, дверь заперта ли?
Карасев мигом выскочил из-за стола, туда-сюда прокрутил ключ в замочной скважине, подергал дверь:
— Все в аккурате, Фомич. Ни один нейтрон не проскочит.
Пробкин снова поднял полированный нержавеющий фужер.
— Да… — протяжно сказал он, чуть приопустив глаза и устремив взгляд куда-то глубоко внутрь себя. Тонкая, вздрагивающая полуулыбка чуть брезжила в правом углу рта. Он вновь бережно поставил фужер на стол. — Да-а, ребятки… Подумать только — сколь прожито! Сколь за спиной-то осталось дел, путей-дорог… Вот убейте, а никогда бы не подумал, что вот тута, на энтом энергоблоке, на драном ядерном «козле», бабки подбивать будем. Да-а… — И вдруг досадливо воскликнул: — А! — резко махнул рукой и снова взял фужер.
В корявой, обструпленной ядерными ожогами руке Пробкина полированный, сияющий зеркальной стальной поверхностью бокал казался хрупкой, драгоценной игрушкой, которая вот-вот могла выскользнуть из его грубых пальцев и разбиться вдребезги.
— Пейте, да знайте меру… — вдруг грубовато пробасил Пробкин и кивнул в сторону тощего Димы. — Это особенно тебя касается. Впереди работа. Я ведь по полной налил для проформы. Эт не уйдет. Канистра-то — вот она… — Он похлопал по боковой стенке. Внутри глухо булькнула влага. — Успеется… А как защитный эффект противу нейтронов и энтих сук — Гаммы Ивановны, Бетты Петровны… Жалко только, что не мы их, а они нас… — Фомич утробно хохотнул. — Пару глоточков. Э-хэ-хэ!.. Ну, ладноть… — Фомич уже смешно закосил, свел глаза к фужеру. Подул, отогнав спиртовый дух от носа. — Ну, чтоб «козла» задрать!.. И чтоб не просыхало!
Ремонтники тоже дружно подули, отогнав от носов сильный спиртной дух, тоже закосили глазами к кружкам…
— Вдохнули! — буркнул Фомич и сделал два небольших глотка.
Вася Карасев и Федя тоже сделали по два глотка. Дима глотнул три раза.
— Хо! Ху-ху-ху! — шумно выдохнули все разом, нюхнули хлеба и захрумкали огурцом.
Пробкин сморщился, зажмурился. Лицо стало жалостным. Из глаз выдавились две слезы, очень прозрачные, и как два крохотных увеличительных стеклышка застыли на скулах. Сквозь них четко просматривалась сизоватая, огрубленная, сморщенная излучениями кожа.
Капельки вдруг дернулись, опали и растеклись по бесчисленным морщинкам, оставив чуть привлажненный и поблескивающий след на прежних своих местах.
— Ангидрид ее — в перца мать! — выругался Пробкин и отер тыльной стороной ладони глаза. Сунул в рот, всю сразу, дольку огурца, шматок сала, кусок хлебной мякоти и стал сосредоточенно жевать, будто вслушиваясь во что-то.
Его товарищи не отставали от него. Широкое лицо Васи Карасева стало еще шире, лавсановый чепец съехал с макушки на затылок, щеки вздулись, умещая пищу. Воспаленные, сильно красные и мокнущие веки его несколько сощурились, но из-за этих израненных век смотрели неожиданно бойкие и цепкие карие глазки, в этот миг тоже несколько задумчивые.
Федя сидел прямо, будто шпагу проглотил. Жует левой стороной челюсти. Желваки перекатываются. Справа щека плоская, желваки «молчат». Тоже задумчив.
Дима ест плохо. Грызет без аппетита конец огурца, посасывает шматок сала, закидывает в рот крошки хлеба, приклацывает зубами, ерзает на скамье. Иногда делает дугообразные нырки головой и выдавливает из себя:
— Нейтрон его в корень!
— Чем недоволен, Дима? — настороженно спросил Пробкин, — «Козла» материшь?
Дима чуть нахмурился, изобразил на лице деланный гнев, сжал челюсти, враз обеими кулаками ударил по столу.
— Я эт-таго «козла», Фомич… — истово сказал он и громко, надсадно засопел носом.
— Ну ладно, ладно! Пить больше не дам. И так нутро зажарило, будто кусок огня туды швырнули.
— Ага! — сказали враз Вася Карасев и Федя. — Теплота чуйствуется.
Жар из нутра вскоре перебрался в голову. Воздух в комнате потеплел, сгустился. Пространство обузилось.
— Ну ладно, ладно! — повторил Фомич, которому не нравилась возбужденность Димы. — Шустер больно… — Он открыл пробку, взял Димину кружку с недопитым содержимым и слил спирт в канистру.
Ту же операцию вслед за ним проделали Федя и Вася. Пробкин закрыл канистру и поднял свой полированный стальной фужер: