. «Вместе, Петрович… Вместе до конца…» — с теплым чувством подумал он о директоре.
Неожиданно, как по мановению волшебной палочки, удушье отпустило.
Фомич заулыбался, но его распирало, и он без видимой причины захохотал. Ему стало весело до игривости. От смеха выступили слезы.
«Ядерный кайф, зараза…» — снова подумал Пробкин.
— Чего гыргочешь, Фомич? — в свою очередь заулыбался Вася Карасев, стоявший в стороне в ожидании своего часа.
— Загыргочешь и ты, погодь! — пообещал Фомич. И спохватился: — А ну-ка быстро вырезайте из листового свинца Диме плавки и бюстгальтер. На всякий пожарный… А вдруг на «лапше»-то кусок кассеты высокоактивной окажется… Струей не смоешь… Придется клещами тащить… — Фомич испытующе глянул на Диму.
Тот часто бил костлявым огромным кулаком правой руки по плоской левой ладони.
— Нейтрон его в хобот, Фомич! — крикнул Дима, перекрывая, казалось, уже притупившийся и даже охрипший гул ревунов.
«От такого рева мембраны не только в ушах — в самих ревунах полопаются», — усмехнулся Фомич.
— Я выдерну энту твою кассету, как гнилой зуб из пасти! не унимался Дима.
— Ну-ну!.. — сказал Фомич неопределенно. Мол, посмотрим.
А Федя и Вася Карасев уже вырезали из листового, двухмиллиметровой толщины свинца большой лоскут наподобие буквы «икс» с завязками на острых концах в виде удлинений.
Конечно, можно было подготовить выкройки заранее, но Фомич тогда еще точно не знал, кто пойдет «наперехват».
— Эт тебе, Дима, чтоб наследственный механизм не спалить и себя в сохранности до дому донести, — заботливо говорил Вася Карасев, старательно работая ножницами по металлу.
— Мне-т что! — огрызался Дима, продолжая долбать кулаком по ладони. — У меня наследственный механизм с гулькин нос, а вот те, Карась, свое сокровище поберечь бы… Ха-ха-ха! — нервно загырготал Дима.
— Ладно, ладно… — серьезно сказал Вася, вставая с свинцовой выкройкой в руках. — Давай на примерку, герой!
— Я истесняюсь! Го-го-го! Щекотно! — завизжал Дима.
Свинцовые плавки приложили, обжали податливый свинец по форме тела, которое обрело в свинце атлетическую внушительность.
— Илья Муромец! — вскрикнул Вася и с силой шлепнул Диму по свинцовому заду, оставив на свинце вмятину и взвыв. — Ну! Свинцовая твоя попа! Всю руку отбил!
— Прошу, Фомич, телесное повреждение зафиксировано! Полкуска сними с Карася! Го-го-го! — орал Дима.
— Ишо не все!.. Дай-ка я тебе пелеринку примерю! — Вася накинул Диме нагрудник, привстав на цыпочках. Обжал по форме груди. Подумав, просунул руку и обдавил свинец на кулаке сначала справа, потом слева. Получились выпуклости, похожие на женскую грудь, — Вот теперь будет самый раз! — вскрикнул Вася, и все четверо разом захохотали.
В мощный, басовитый гул ревунов и впрямь вкралась хрипотца. Мембраны не выдержали и кое-где, похоже, треснули. Бычий рев стал отдавать гнусавинкой.
Дима кокетливо прошелся перед друзьями, игриво вертя задом.
— Э-ге-ге! Осторожней! — рявкнул Фомич! — Порвешь спецовку! Чай, не на Бродвей собрался.
Вдали коридора показался смешно бегущий дозиметрист с подзорной трубой.
— А ну дай сюда! — выхватил трубу Пробкин и подошел к краю дверного проема. Настроив трубу на резкость, он высунулся за срез стены.
«Так и есть!.. — думал Фомич. — Три обломка ТВЭЛов в куске дистанционирующей решетки… Килограмма на четыре потянут…»
Оборванные куски ТВЭЛов и огрызок дистанционирующей решетки имели ржаво-коричневый цвет накипевших на них продуктов коррозии.
— Сколько от них светит вплотную? — спросил Пробкин дозиметриста.
— Восемь тысяч рентген в час… Не меньше… — ответил Цариков, многозначительно глядя на Ивана Фомича.
«Пугает… — зло подумал Фомич и тут же про себя огрызнулся: — Не испугаешь…»
Он прикинул, что Диме придется сделать при его длинных костылях три-четыре прыжка до «бонбы». Это три секунды… Столько же времени уйдет на то, чтобы зацепить клещами эту фиговину… Пять прыжков до бассейна выдержки… Итого… Самое большее, если не споткнется и не упадет… пятнадцать секунд… Те же тридцать пять — сорок рентген. Да еще свинцовый панцирь… В те далекие, бомбовые времена так не прикрывались.
Тягучая обида на какое-то мгновение охватила его, заволокла глаза мутной пеленою. Невосполнимость утраченного им в жизни вдруг ощутилась жгучей физической болью, но… Но это было только мгновение.
— А глаза?! Голова?! — вдруг спросил дозиметрист, будто читая мысли Пробкина.