Мылись очень горячей водой. В душевой стоял густой паровой туман. Гвардейцы ядерного ремонта старательно отмывались.
Длинный и мосластый Дима вялой сомнамбулой прохаживался между кабинами, поглаживая довольно широкую поперечную красную полосу на животе.
Вдруг из кабины выскочил голый жирный пузатый мужичишка. Это был Иван Фомич Пробкин. Жир на спине и груди у него висел дряблыми складками. Грудь выше сосков была синюшно-бордовой, а все остальное тело имело грязноватый розовый оттенок, словно бы слегка припудренное темно-серым пеплом, который Фомич называл «мой вечный ядерный загар». Лицо у него было свекольного цвета, особенно яркое на гребнях складок.
— Да ты, я вижу, Димыч, подиалился маленько… — озабоченно сказал Фомич и потрогал рукой Димин ядерный загар. — Гамма Петровна, сучья рожа, да Нейтрон Иваныч, а? — И успокоил: — Ничё, облезешь… Я уже раз двадцать шкуру менял. Не… Кроме шуток!.. Эт неглубокий ожог. Когда глубоко — вся кожа слезает, одно незаживающее мясо остается. Во!.. — И он показал Диме свою острупленную ладонь, где в щели старого ожога на голом красноватом мясе блестела белесоватая пленка. — Удивляюсь я только, Димыч, — вскрикнул вдруг Фомич, стараясь отвлечь товарища от грустных раздумий, — агромадной ты кости мужик, мослы вон какие, а… «это самое» куда заховал?
— Го-го-го! — зарокотал Дима. — Оно у меня, Фомич, потайное!
— Вася-а! — гаркнул Фомич и закашлялся. — А ну иди похвались!
Вася Карасев вышел из кабины унылый, весь как-то ушедший в свое беспокойство.
— Во! Видал? Мужичишка с клопа ростом, слепенький, плешивенький, грудишка плоскенькая, задочек низкой посадки и оттопыренный, как у базарной торговки, пузцо… И пузца-то не нажил, ножоночки игрушечные, но зато… Нутро не оттягивает? — вдруг спросил Фомич Васю, но тот махнул рукой, беспомощно моргая воспаленными веками.
— Подпалил я, Фомич… — сказал Вася жалобно. — Пекёт тута, — он показал на низ живота.
— Мой! Мой иди! — приказал Фомич, с беспокойством глядя на Карасева.
В это время из кабины вышел голый, весь в мыле, Федя, ростом чуть не в два раза выше Фомича. Могучее его, с легким слоем жира тело внушало уважение.
— Во, громила! — удивленно воскликнул Фомич. — Никакой нейтрон его, чертяку, не берет! И вон, глядь, пеной как фиговым листком прикрылся… Афродита морская…
Федя добродушно улыбнулся асимметричным лицом и, стыдливо прикрыв граблями рук буклистую пену, показав товарищам круглую, с укосами плеч медвежью спину, зашел под душевой рожок.
Фомич вдруг впервые с того времени, как они выпили вместе перед началом работы, явственно ощутил нехватку дыхания. Он машинально постукал себя кулаком по груди, будто для вида. Снова погнал Васю отмываться и сам нырнул в кабину. Несколько раз с силой ударил себя в грудь, но удушье, не отпускало. Пару раз очень глубоко вдохнул. Без удовлетворения. Задыхаясь, засуетился, выскочил из кабины, гаркнул:
— Пошли измеряться!.. Все на «Краб»! — и вроде как в суматохе снова задышал, отогнал косматую.
«У, как придушила!» — удивился он, но тут же забыл про удушье.
— Та-а-а-к! — регистрировал Фомич. — Димыч чистый! Девственник, ты, Димыч! Ступай одеваться… Сбор у меня в каморке… Отоваримся — и «на посошок»… Федя!.. У, медведюга! Как только тебя мать родила?!
— А я был от такусенький… — показал Федя руками, как рыбаки рыбу.
— Чистый ты, Федюля, истинный бог! Иди, не греши! Облачайся — и в каморку… Та-а-к! Теперя ты, Карась!
Вася Карасев вступил на арку и будто нажал на электрический ревун.
— Ах, чтоб тебя! — выругался Фомич.
Табло с надписью «пах» истерично мигало, и эти нервные подмигивания сопровождал мощный, раздражающий гул ревуна.
— Чтоб тебя в пах! — снова выругался Фомич.
Димыч и Федя не уходили.
— Ну что будем с ним робить, хлопцы? А? — спросил Фомич обеспокоенно. — Подцепил долгоживущие на свой безмен. И не потрешь ведь, не подсобишь. Вещь деликатная. Хотя… Стой! А ну-ка, Федюля, дай вон ту шайку. Плесни туда из бака щавелевой кислоты да подразведи горячей водой… Есть такое дело!.. А ну-ка, Васютка, подь сюды… — Фомич держал тазик с раствором щавелевой кислоты на уровне Васиного паха, — Запускай-ка свово карася в таз, да поживее, некогда тут с тобой…
Вася запустил «карася» в таз.
— Вот это рыба! — грохнули все со) смеху.
— Вам хорошо смеяться… — пропищал обиженно Вася. — А мне-то каково?
— Дезактивируй, отмачивай своего карася, не трясись над ним… Хотя, конечно, добро, оно есть добро…