«Сетка забита… Сетка забита…» — повторял он отупело шепотом. Будто издалека услышал хрипловатый голос Крончева:
— Краска с шифера пооблетела… Погода вона сбесилась… С вечера мороз, а теперя помягчело…
Метелева лихорадило. Уровень в канале после сороудерживающей сетки был глубоко внизу. Перепад уровней около двух метров. Вода из чаши градирни почти не поступает. Еще каких-нибудь двадцать — тридцать минут — и сорвут циркуляционные насосы.
Если Саня Афонин и Валерка Сечкин прозевают момент отключения станции, начнется массовое разрушение теплообменного оборудования. Катастрофа… На какое-то мгновение Метелев почувствовал, что ситуация обезволила, парализовала его и он вот-вот упадет в истерике. Он держал перед собою лампу-переноску и где-то боковым зрением видел, как туго натянута цепь тали.
— Застряла? — вдруг спокойно спросил он, будто не было всего сказанного Крончевым, и издалека услышал свой деревянный, лишенный тональностей голос.
— Примерзла, Виталий Иванович… Не идет, падла… Вот-вот цепь лопнет…
Метелев выхватил у Крончева колун и отдал переноску:
— Свети!
Обстучал верх рамы решетки, пытаясь почувствовать, есть ли где слабина. Слабины не было. Рама, похоже, сидела мертво. Метелев вдруг успокоился. Он понял, что будет делать при крайности. Он бросил колун и схватился за цепь тали:
— А ну-ка, Миша, взяли!
Крончев подскочил, и Метелев почувствовал, как его сильная корявая ладонь легла поверх его правой руки и тут же сильно потянула вниз, больно придавив ему пальцы. Метелев, сморщившись, включился с запозданием:
— И-эх! И-эх!
Решетка чуть подалась. Цепь сухо и напряженно скрипела. В голове у Метелева будто стучал маятник. Он явственно слышал его и почти физически ощущал время. Мелькнуло: «Как часовой механизм в мине замедленного действия…»
— И-эх! Е-еще-х! — кричал он надрывно. Дыхание сбилось. Он взмок. — И-эх!..
Цепь поскрипывала все напряженнее. Решетка не двигалась. Метелев вновь ощутил внутренний панический подвыв. Стремглав бросился к колуну и, не владея собою, заорал, перекрикивая метель:
— Рубить! Руби-ить сетку! Живо!
И метнулся с колуном к проему подводящего канала. В спешке, сначала неприцельно, с силой опустил колун в воду. Брызгами обдало ноги. Лавсан тут же промок. Колун пробил сетку в середине сверху, застрял. В горячечном раздражении с трудом выдернул. Стал бить расчетливее. Брызги летели так же сильно. Икры обхватил ледяной холод. Подскочил Крончев с пешней, которой отбивали лед, намерзающий зимой на створках градирни. Дело пошло быстрее, и брызг меньше. Пешней обрубили сетку вдоль верхней стороны рамы и на полметра вниз с каждого бока. Толкнули пешней в середину — мощный поток воды устремился в канал. Свет переноски упал на поток у самого прорана, и стало видно, как вода в самом начале профилируется рванинами сетки, затем выравнивается в монолитный сплошной вал и с низким волноватым гулом сливается с потоком воды в канале. Метелев и Крончев стояли несколько мгновений как завороженные.
— Ну, теперя попрет… — успокоенно сказал сантехник.
— С грязью и лохмотьями краски… — заметил Метелев.
Они переглянулись и без дальнейших слов, поняв друг друга, побежали к стенке арматурной будки, к которой были прислонены две запасные защитные решетки. Принесли и вставили решетку в запасной паз.
— Возьми ее на таль и не давай примерзать, — сказал глухо Метелев, стараясь сдерживать дыхание и не показывать не спавшее еще волнение. — Расхаживай ее, мамочку… И стоять до конца смены… — он глянул на часы. Четыре сорок утра. — Я побежал на пульт управления. Там сейчас туго… Вода в канале на исходе…
Метелев прислушался было, пытаясь уловить сквозь завывание пурги шум горящего огнями огромного энергоблока, но тщетно.
— Не боись, Виталий Иванович… Теперя все, — голос Крончева излучал верность и признательность.
Метелев побежал к энергоблоку. Замерзшие штанины промокшего лавсанового комбинезона с жестяным звуком скрежетали друг о дружку. Он вбежал в здание с плохо скрываемым чувством подъема и где-то даже проклюнувшейся радости.
«Победа, факт!.. Уже который раз… Держись, Афоня! Твой звездный час, Валерка!..»
Он прыгал через ступени, мокрый, в ватнике и ушанке. Взлетел на пятый этаж. Гулко шлепая одеревеневшими ногами, пронесся по стометровому коридору и вбежал в помещение пульта управления.