Позы Валерки Сечкина и Сани Афонина выражали предельное напряжение и были достойны скульптуры. Красные лица крайне встревожены. Валерка давил кнопку КОК (комплексное опускание кассет СУЗ) и одновременно прикрывал дроссельные клапаны, поддерживая давление в реакторе. Афонин дожимал регулятор скорости турбины, снижая электрическую нагрузку.
«Еще не КОКнулись… Держатся, черти!.. Пятнадцать мегаватт активной мощности… — Метелев внутренне поаплодировал. — Молодцы мальчики!»
Режим на всех самописцах валился вниз. Давление на напоре циркнасосов прыгало в пределах полутора-двух атмосфер. Надрывался телефон диспетчера энергосистемы.
«Еще ничего… Можно жить…» — мелькнуло у Метелева. Он взял трубку.
— Что случилось?! — кричал диспетчер. — Почему валится мощность?!
— Я останавливаю станцию, — усилием воли сдерживая клокочущее в груди волнение, сказал Метелев.
— Почему без предупреждения?!
— Авария, диспетчер! Позвоню позже! — жестко отрубил Метелев и бросил трубку.
На пульте управления атомной электростанции царила та напряженнейшая атмосфера балансирования на волосок от катастрофы, которая насыщает ощущением полноты жизни каждого участника на долгие дни и недели.
— Дави, дави, Саня! — кричал Метелев. — До холостого хода! Надо удержаться! Скоро будет вода. Будет вода, парни! Так… Отключились от системы…
Произошла перехлопка контакторов системы обеспечения собственных нужд электростанции. Подсело на мгновение и вновь восстановилось напряжение. Зуммер от Буркина. Метелев схватил трубку, краем глаза отметив, что вакуум в конденсаторе турбины шестьдесят процентов. Стало быть, вода еще есть! Услышал в капсуле, что на щите электриков Шумновато, долбают контакторы… По-военному четко, с легкой хрипотцой в голосе Буркин докладывал:
— Виталий Иванович! Произошла перехлопка энергоснабжения собственных нужд на резервный трансформатор!
— Как дела? — спросил Метелев.
— По электрике пока норма, Виталий Иванович… А что происходит?
— Авария! Будь на товсь! — сказал Метелев и бросил трубку.
Зуммер от Семенова:
— Отключил выпарку. Техвода на нуле…
— Оборудование цело?
— Полный порядок!
«Молодец милиционер!» — мысленно похвалил Метелев и добавил:
— Организуй контроль жесткости теплоносителя в реакторе. Будет тридцать микрограмм — звони, бросим аварийную защиту…
— Есть!
«Ах, как хорошо живется в такие минуты!»
— Давление! — заорал Афонин. В глазах радость. — Качки в пол-атмосферы! Есть вода! Ура!..
— Постой, Афоня, не спеши фанфарить… — пробурчал Сечкин. Но где-то в глубине, на фоне его напряженного лица и недовольного голоса, просвечивал спад напряжения.
Давление циркводы все наращивалось, и, когда колебания составили всего две десятых атмосферы, Метелев позвал через громкоговорящую связь:
— Аппаратчик, товарищ Семенов, срочно позвоните на пульт управления!
Семенов отозвался из химлаборатории.
— Жесткость — пятнадцать! — не дожидаясь вопроса, срывающимся голосом выпалил он.
— Отлично! — сказал Метелев и рассмеялся. На том конце провода недоуменно молчали. — Отлично, Анатолий, милый! Быстро! Смотри давление техводы на теплообменники и, если норма, врубай выпарку. Позарез нужна продувка реактора. Будем поднимать мощность…
— Есть! — выкрикнул Семенов и бросил трубку.
Метелев представил, как нездоровый, но все же изо всех сил быстрой походкой поспешил Семенов к выпарной установке, и явственно увидел его усталую удаляющуюся спину…
Через тридцать минут Семенов принял продувку. Еще через двадцать пять минут расход достиг номинала…
Метелев прошелся вдоль щитов. Показания самописцев стабилизировались на режиме холостого хода турбины.
— Поддай парку, Валера! Нужен запас для принятия электрической нагрузки! — возбужденно приказал Метелев и нажал тумблер вызова диспетчера энергосистемы.
Тот ответил упавшим голосом. Метелев бодро отрапортовал:
— Через пятнадцать минут синхронизируюсь! Прошу внимания!
— Вас понял! — ответил диспетчер, явно воспрянув духом.
«Все в порядке, — думал Метелев, вышагивая взад и вперед перед мнемосхемой. — Все путем…»
Щелкали ключи управления. Сечкин и Афонин ступенями поднимали нейтронную и электрическую мощности.
Прохаживаясь взад и вперед вдоль помещения блочного щита, Метелев глядел на носки своих бутс и видел, как в такт шагам мерно прогибался под ним щитовой древпластиковый пол, крытый цветной хлорвиниловой плиткой. А там, под полом, сотни километров кабеля, силового и слаботочного. И все это представлялось ему как бы кишечником пульта управления, хотя скорее это были нервные нити и узлы. Он слышал, как станция все увереннее набирала гул полной мощности. Его чувствовали и ноги, и все тело — этот гул, который давно уже стал необходимым атрибутом покоя души оператора…