Метелев поежился. Внутренний озноб после бессонной ночи. Ему вдруг захотелось обойти вокруг электростанции. Он медленно побрел по цельному снегу, бороздя ногами тропу. Снег рассыпчатый. Метелев шел, не поднимая головы. Боковым зрением отмечал стену блока из серого бетона, припорошенную местами зернистым инеем.
Прошел мимо пристанционного узла. Здесь в ряд, вдоль стены, выстроились крашенные желтой и красной краской блочные трансформаторы. Ровный, мощный, успокаивающий гул.
Остановился около шинопровода, проследил его глазами до подстанции. Шинопровод тоже покрыт зернистым инеем. И кажется, будто мертв… Но нет! Какое-то особое чувство указывало Метелеву на жизнь энергоблока и этой передающей линии энергии…
Обошел здание машинного зала. Посмотрел снизу вверх. Было едва заметно, но он все же увидел, что огромные стекла окон подрагивают.
«Крутится машинка, — улыбнулся Метелев. — Крутится…»
Прошел мимо градирни и даже не посмотрел на то место, где они ночью с Крончевым спасали энергоблок. Быстро вышел на утоптанную дорогу к выходу с территории электростанции. Отойдя метров сто, оглянулся. Величественный серый гигант возвышался на фоне ясно-голубого неба. Монолитная реакторная часть огромным черным кубом, облицованным глазурованной плиткой, взметнулась над турбинным блоком.
Усеченный конус градирни сверкал на солнце рифлеными гранями и сильно парил. Монолитная железобетонная стопятидесятиметровая вентиляционная труба казалась противоестественной и мертвой, ибо не дымила. И только посвященный мог представить потоки незримых короткоживущих радиоактивных газов, вылетающих из ее жерла.
Ему вдруг на мгновение показалось, что весь огромный блок атомной электростанции стал прозрачным, и он увидел многочисленные коробочки боксов, хитросплетения оборудования и трубопроводов и снующие там и здесь фигурки людей в белых лавсановых комбинезонах…
Метелева охватило странное, почти суеверное чувство, ощущение, будто эта махина, одушевленная соками и энергией его, Метелева, и сотен других жизней, неумолимо несется в пространстве и времени… В пространстве и времени…
Он отвернулся и быстро двинул к проходной. Снег скрипел под ногами. Метелев шел и думал, что все это еще неоднократно повторится в невиданных масштабах и на огромном пространстве. И он вдруг понял, что это вспыхнувшее в нем суеверное чувство рождено неотвратимостью предначертанного пути.
ВСУХУЮ
На этот раз все было иначе…
Обычно перегрузку атомной активной зоны мы производили в подводном положении. Многометровый слой густо-зеленой воды над корпусом вскрытого атомного реактора обеспечивал надежную биологическую защиту. Сквозь прозрачную воду с боков голубовато просвечивала нержавеющая облицовка стен шахты, предотвращавшая протечки радиоактивной воды наружу.
А дальше все было просто. Сине-бело-желтая напольно-перегрузочная машина своей телескопической штангой стыковалась с топливной урановой кассетой, выводила ее из корпуса реактора в водяной объем шахты и в погруженном положении транспортировала в бассейн выдержки отработавшего ядерного топлива, находящийся рядом. Там кассета опускалась в стоящий под водой чехол, и все начиналось сначала… В общем-то, операция ответственная, но давно отработанная и ставшая привычной.
Но вскоре случилось непредвиденное. Неожиданно стала пропускать воду нержавеющая облицовка надреакторной шахты. Далее радиоактивная вода каким-то хитрым образом нашла в многометровой толще железобетона щель и стала истекать на территорию.
А водичка-то с активностью десять в минус четвертой степени кюри на литр!.. Тут уж было не до шуток. Поднялся скандал. В дело вмешался обком партии. Прикатила комиссия из Москвы. Навтыкали выговоров… Словом, упаси бог!
Дыру в бетоне отремонтировать не удалось. Знали только место выхода. Пытались инъектировать жидким цементом — не помогло. Да разве узнаешь, как она разветвляется, эта трещина! Может, весь бетон исполосовала… Да и опасно затыкать дырку. Вода не дура — возьмет и найдет другой ход. И еще неизвестно, какой лучше. Неприятнее всего, если уйдет в землю. Тогда поиски течи резко усложнятся…
Вот мы и решили — баста! Бассейн над корпусом реактора водой не заполняем. Перегрузку атомной активной зоны ведем всухую. И даже термин придумали для такого дела — сухая перегрузка…
В этом случае предполагалось, что из заполненного по самый фланец корпуса реактора урановая кассета таким же, как и прежде, манером будет «загарпунена» перегрузочной машиной и извлечена вверх в ту же надреакторную шахту, в которой на этот раз не будет воды…