Странно, конечно… Брезгливость, которую я испытывал к «ползучей» радиоактивной заразе — бетта и альфа активности, здесь почему-то улетучилась. Гамма и нейтронное излучения были открытым и серьезным противником, и у любого здорового мужика непроизвольно являлось желание схватиться с ним или, по меньшей мере, не выказать свою трусость. Такой антиядерный задор был хорошо мне знаком и в себе, и в других. Этим в большей степени объясняется и феномен ныряльщика, и многие другие случаи, когда здоровые парни с улыбкой на устах подставляли себя под нейтронный удар.
Но сейчас надо было точно знать интенсивность излучения от кассеты. Это обеспечит моей и другим вахтам безопасную работу.
Перепоручить этот замер Мише Супреванову или Васе Крамерову я не мог. Еще переоблучатся по неопытности. К тому же тут было право первого: я подумал об этом раньше. Стало быть, идти мне.
По выражению моего лица Миша вдруг все понял и вроде стушевался. Потом все же решил проверить и спросил:
— Можно, я замерю?
— Нет! — весело сказал я.
— Почему? — спросил он, и глаза его воспаленно блеснули лаковой чернью.
— Я сам хочу.
Миша улыбнулся, но не удержался и вдруг как-то хрипло, с надрывом засмеялся. Редкие щербатые зубы его показались мне очень белыми и крепкими.
Я потрогал языком нижний левый резец у себя во рту. Он слегка пошатывался.
«Скоро выпадет, — подумал я. — Придется мост ставить…»
— Понял? Я сам хочу…
— Понял, — сказал Миша и, смущенный, отошел в сторону.
— Давай подъем! — приказал я Куркову, приник к окну и приставил радиометр вплотную к стене.
Хорошо было видно, как двигалась вверх телескопическая штанга, поблескивая влажной поверхностью в лучах ртутных ламп. Я давно уже заметил, что появление из-под воды чего-либо всегда завораживает. Смотрю не отрываясь…
И вдруг показалась и стала быстро выдвигаться вверх коричневая от налета продуктов коррозии шестигранная ядерная кассета. Поверхность ее тоже поблескивала и парила. Из черного шланга, прикрепленного к телескопической штанге, на кассету лилась тонкая струя охлаждающей воды.
В этот миг в центральном зале лихорадочно замигали красные сигнальные лампы и словно бы заполнили пространство розовыми аэрозолями.
Не столько слухом, сколько нутром ощутил я, как взревели ревуны. Сквозь толщу монолитной железобетонной стены доносился несильный отзвук рева: «У-а! У-а! У-а!»
Казалось, где-то далеко и надрывно плакал ребенок.
Я посмотрел на радиометр.
«Тридцать семь миллирентген в час… И это сквозь бетон… Многовато для долгой работы… Но ничего… Прикроемся свинцом…»
И приказал Куркову:
— Держи кассету на этом уровне. Я сделаю замер.
Курков ничего не ответил. Лицо каменное. Только еле кивнул.
Миша весь дергался, все порываясь куда-то. Красный свет от мигающих аварийных ламп слабо проникал сквозь защитное стекло и придавал лицам, фигурам людей в белом лавсане и всей дистанционной пультовой розоватый оттенок.
Я понял, что оставлять Супреванова одного нельзя. Не дай бог, проявит еще какую-нибудь неожиданную инициативу. Приказывать ему здесь насчет свинца тоже рискованно. Курков перепугается и сбежит.
Я взял Мишу за плечо, и мы вышли с ним в коридор. Когда немного отошли от двери, сказал ему:
— Иди к своим слесарям, и подтащите сюда несколько кусков листового свинца. Надо экранировать пультовую с радиационно опасной стороны.
— А вы? — спросил он.
— Туда, — сказал я и кивнул в сторону центрального зала, откуда (здесь было слышнее) доносился внушительный рев.
— Мне бы… — заныл Миша.
— Выполняй приказ! — рявкнул я.
Супреванов быстро и как-то обиженно удалился.
Я вышел из глухого коридора и стал подниматься по лестнице, ведущей к центральному залу. Дверь в центральный зал была легкого исполнения. Но зато рядом с дверью имелось массивное утолщение стены, которое и служило защитой. Мы прозвали это утолщение «печкой». Я рывком нырнул под «печку» и сел на пол. Подполз на коленях к краю утолщения. Высунул радиометр.
«Триста рентген в час!»
Не раздумывая долго, я лег на живот и по-пластунски пополз к двери. Открыл ее. Грохот ревунов обрушился на меня как град камней. Странно, но ощущение было именно такое. Хотелось прикрыть голову руками…
Подталкивая перед собой радиометр и пробуксовывая на скользком нержавеющем полу, устремился к железобетонному выступу, на котором были смонтированы рельсы перегрузочной машины.