Итак — уранграфитовый реактор. Предельная насыщенность технологическим оборудованием, разветвленные коммуникации трубопроводов, а стало быть, в эксплуатации частая разгерметизация, недостаточная стерильность по радиоактивности в помещениях электростанции. Но это все в принципе. Передо мною лежит реальный проект развития строящихся уже блоков, его надо смотреть и смотреть так, чтобы он вышел в жизнь с наименьшими огрехами и с наибольшим запасом надежности.
И хотя эксплуатационники про себя окрестили такие станции одни «гробами», другие «динозаврами», тем не менее то были уникальные сооружения, насыщенные ценнейшим оборудованием, — народное добро, народный труд. И надо сделать все, чтобы проект этот стал хорошим, хотя это слово, чего греха таить, само собой присыхало к языку.
Я с головой погрузился в бумаги. Стоимость строймонтажа пятьсот три миллиона — неплохо. Вспомнились пятьсот восемьдесят миллионов, предложенных Минтехмашем в проекте второй очереди Приморской атомной электростанции. Налицо экономия, но за счет чего? Здесь у меня было вполне определенное сомнение. Сметчики института не имеют опыта составления смет строительства атомных электростанций, так что надо смотреть и смотреть.
Я повесил на стену чертеж АЭС и долго стоял перед ним, думая, с чем же сравнить. Ведь, ей-богу, не смотрится! Какая-то надутость, реакторные блоки развернуты на девяносто градусов и сдвинуты почти вплотную. За счет этого помещения спецводоочисток по сравнению с таковыми на Приморской АЭС взметнулись на двадцать метров выше. Машинный зал без изменений. Нет, общая компоновка станции мне не понравилась. Где же обещанные выгоды? Ага! Меньший строительный объем, повышенный коэффициент индустриальности, снижение объемов нулевого цикла. Чудесно. Но почему же не смотрится?
И вдруг я понял! Система обеспечения безопасности решена иначе, чем на Приморской. Огромный бассейн-барбатер локализации возможной ядерной аварии втиснут в подреакторное пространство. Я понял, что барбатер под реактором и есть именно тот пузырь в проекте, из которого я не я буду, если дух не выпущу. И я мысленно воткнул шпагу здравого смысла и многолетнего опыта в неудачное проектное решение. Грохот взрыва стоял в моих ушах. Да, да — взрыва! Полгода назад на Приморской АЭС взлетел на воздух трехтысячекубовый газгольдер выдержки радиоактивных газов.
Я нервно рассмеялся, вспомнив все в мельчайших деталях. Тогда все специалисты в один голос заявили, что никакого ЧП не произойдет. Я со своей точкой зрения оказался как бы перестраховщиком. Ознакомившись с проектом газгольдера выдержки радиоактивных газов Приморской АЭС — он был прислан на Чегерольскую станцию, где я тогда работал, — я написал подробные письма генпроектировщикам Минтехмаша, в главное эксплуатационное управление этого же министерства, а также в свой эксплуатационный главк. В письмах я тщательным образом проанализировал конструктивные недостатки газгольдера и показал, что в принципе его применение без контура сжигания гремучей смеси неоправданно и может привести к взрыву газгольдера. Однако письма остались без внимания. Более того, на одном из совещаний начальник моего родного главка сделал замечание по поводу моего письма, что-то говорил о «необоснованности выводов».
Взрыв газгольдера прогремел как гром среди ясного неба. Комиссия, расследовавшая аварию, долго недоумевала, как это я мог знать то, что отвергали авторитеты? Мою фамилию склоняли множество раз, со мною носились, были очень внимательны — целый месяц. А через пару месяцев все было забыто. Подумаешь, взрыв! Эка невидаль! Если бы он клад предсказал…
И вот теперь, рассматривая техпроект второй очереди Чегерольской станции, я увидел барбатер, подобие пресловутого газгольдера, опасно скомпонованный под ядерным реактором. И емкостью не три, а тридцать тысяч кубов.
Сам по себе барбатер необходим на случай предельной ядерной аварии. Мысль тут не особенно сложная. В случае разрыва коллектора теплоносителя, снимающего тепло с атомной активной зоны, трехсотградусная вода, превратившись в пар при температуре насыщения, попадает в бассейн-барбатер, где, в свою очередь, благополучно конденсируется. Таким образом мыслится локализация аварии. Однако после конденсации пара остаются еще и гремучие газы, при достижении определенной концентрации они могут и взорваться.
Я тут же прикинул, что давление газов при взрыве в объеме предложенного барбатера достигнет десяти — двенадцати атмосфер, а строительные конструкции рассчитаны на четыре атмосферы. Вместо локализации аварии мы получаем разрушение реактора. Только и всего.