Стержень экспертного заключения мне ясен! Я стал спокойнее, просмотрел остальную часть проекта. Очень много недоработок и грубых ошибок. Сплошь и рядом свободные проходы, минуя саншлюзы и санпропускники из зон свободного в зоны строгого режимов, теснота в технологических помещениях, неудачная компоновка оборудования. Будущим эксплуатационникам не позавидуешь. Я крепко задумался. И было над чем. До выдачи экспертного заключения остается неделя. Надо успеть переговорить с членами экспертной комиссии. Хотя бы выявить мнения и позиции, чтобы потом можно было собрать подписи.
Конечно, учитывая явный недостаток времени, я мог бы сам дать заключение по всем разделам проекта. Однако этика экспертизы требует коллективного рассмотрения. Я уже свыкся с мыслью, что за неделю все успею, хотя отлично знал, что на проведение экспертизы такого проекта отпускается обычно не менее месяца. Так что ж, назвался груздем — полезай в кузов.
Были уже сумерки. Не ужиная, я разделся, лег и быстро заснул.
Утром, когда я подходил к своему рабочему месту, на столе уже надрывался телефон. Звонил Козис:
— Юра! Во-первых, здравствуй…
Это «Юра» меня покоробило. Какой, к черту, «Юра», когда знакомы без году неделя! Но я понял, что будет задание сверх плана. Фамильярность в качестве стимулирования.
— …Во-вторых, как у тебя с экспертным заключением?
— Никак. По-моему, сегодня только первый день отпущенной мне недели.
— Ситуэйшен круто изменился, с чем тебя и поздравляю. Завтра ты должен представить мне экспертное заключение на просмотр. Послезавтра научно-технический совет министерства. Назначено рассмотрение проекта. Жду. Жму лапу. — И бросил трубку.
«Вот гад!» — у меня все похолодело в груди. Такой оперативности я не ждал. Расчет прост. Я не успею представить заключение, буду дезавуирован. В результате — отстранение от экспертизы, что и требовалось доказать. Не-ет! Этот Козис мне положительно нравится! Первичный шок прошел. Мне снова стало весело, теперь-то уж точно голова на наковальне.
Ситуация походила на аварию, а я их пережил на атомных установках дай боже! Натренирован. Вызов принимаю, товарищ Козис! Я ощутил знакомую собранность и необычайную ясность ума, какая в таких случаях всегда у меня наступала. И как обязательное следствие — жажду ответного действия.
Захватив стопку бумаги и копирку, я побежал в общежитие и заперся у себя в комнате: с десяти утра до четырех дня написал тридцать страниц экспертного заключения и поехал в ближайший прокатный пункт за пишущей машинкой. К пяти утра следующего дня шесть экземпляров экспертного заключения были отпечатаны и лежали аккуратной стопкой на столе. Я с облегчением вздохнул: жаль мне вас, товарищ Козис!
Я встал и подошел к зеркалу. На меня смотрел осунувшийся, бледный, с красными, распухшими веками человек. Но глаза сияли. Человек в зеркале рассмеялся и подмигнул мне.
Да простят меня мои коллеги — эксперты по частным разделам проекта. Я вынужден выступить о десяти лицах. Такие дела… Козису я подготовил удар под дых, хотя про него даже и не думал. Я был обязан дать будущим эксплуатационникам более-менее усовершенствованного «динозавра». Рекомендации экспертного заключения были суровы: вынести барбатер из-под реактора, поставить отдельно, обеспечить надежную вентиляцию от гремучей смеси, на случай взрыва снабдить вышибными панелями. Однако это означало коренную переработку проекта, не считая других доработок по технологии и строительной части. Мне было совершенно ясно, что Козис не примет мое экспертное заключение, попытается опорочить его, не дать, что называется, ходу.
Вот ведь в чем фокус: мало сказать правду — надо сделать так, чтобы ее захотели слушать, читать, чтобы в нее вникли и приняли к исполнению.
Извините меня, дорогой товарищ Козис, при всем моем уважении к вам я вынужден сам позаботиться о том, чтобы мое экспертное заключение попало к оппонентам, и поскорее.
Я позвонил в Союзэнерго, старому своему другу Перфильеву. Это был огромный, рыхлый, ленивый и очень добрый мужик. Наши дружеские отношения с ним сложились и поддерживались своеобразно: каждый заход к нему завершался тем, что он выкладывал передо мной груду писем, данных ему на исполнение, и спрашивал:
— Что ты думаешь по этому поводу, старина?
В переводе на деловой язык это означало примерно следующее: «Прочти письма и скажи, что с ними делать».