— Так вы считаете, что это опасно? — неожиданно резюмировал Иван Иванович и несколько даже отклонился назад, словно отстраняясь от меня.
У него снова задергалась щека, с меньшей амплитудой, но с большей частотой. Он сказал с оттенком взволнованного удивления:
— Только сейчас начинаешь понимать, насколько безопасней и чище гидростанции. Это даже не станции, это гармония, часть Природы. Смотреть — любо-дорого.
— Вы меня не так поняли, Иван Иванович. Атомные электростанции обеспечат рывок вперед при огромной экономии органического топлива: угля, нефти, газа. И их нужно и можно строить в наилучшем, естественно, виде и безопасными. Не всегда просто, ясное дело, да иного пути нет.
— Что вы предлагаете? — спросил Молоков. Голос его принял официальный оттенок.
— Я предлагаю вынести газгольдер, то есть барбатер, из-под реактора и поставить снаружи, что резко повысит надежность станции.
— Спасибо за информацию. — Молоков встал и пожал нам руки.
Я вышел на улицу и в ожидании такси задумался. Моросил мелкий нудный дождь. В природе и на душе было смутно. Пронесся очередной вал автомобилей, и обдало ядовитым запахом отработанных газов. Моя затея показалась мне пустой мышиной возней. Зачем? Во имя чего? Двадцать лет тяжкой работы, переоблучен, устал, пора бы не суетиться. И тут же меня словно подстегнуло: именно потому что переоблучен, устал, ковырялся в радиоактивном дерьме. Именно поэтому сегодня ты, случайное, можно сказать, лицо в вихре событий, должен сделать все от тебя зависящее, чтобы станция получилась лучше и надежнее, чем она представлена сейчас в проекте.
Подкатило такси, и я махнул в аэропорт. Через три часа я уже был в Приморске и сидел в кабинете у многоуважаемого Александра Дмитриевича Пинегина, начальника бюро комплексного проектирования Приморской АЭС. Как-никак, а у него за плечами спроектированная, построенная и действующая станция. Его голос будет одним из решающих. При всем при том, что Александр Дмитриевич будет наиболее пристрастным.
Я знал его давно. Теперь, глядя на него, я видел, что он здорово сдал. Весь как-то усох. Белый как лунь. В глазах — давняя усталость и печаль умудренности. И голос изменился, стал старчески дребезжать. Он уловил что-то в моих глазах и покачал головой, мол, время идет, дорогуша, и ты уже не тот. Тем не менее встреча была очень теплой. Милый старина всплеснул руками:
— Как это ты, Юра, согласился идти к этим, извини меня, профанам? Я, конечно, ничего не имею против их института. В гидростроительстве они классики. Но ведь несерьезно впрягаться в чужие оглобли.
— Им поручили.
— Что значит поручили? А где партийная совесть и принципиальность? Нет, это несерьезно. Они должны были со всей ответственностью заявить кому надо о своей некомпетентности.
— Честолюбие заело.
— Честолюбие? — Александр Дмитриевич покачал головой. — Наш министр… Да, ты его хорошо знаешь, в прошлом он ведь и твой министр. Так вот, Емельян Павлович крайне отрицательно оценил проект. Знаешь, что он сказал? Не для протокола, конечно. Его больше всего взбесила сметная стоимость в пятьсот три миллиона против пятисот восьмидесяти. Подумать только, говорит, тридцать лет занимаюсь этими делами, но такой наглости не слыхивал! Разница в семьдесят семь миллионов есть цена некомпетентности вашего института. Да-да! — Александр Дмитриевич улыбнулся. — Я, старина, не о тебе. Ты попал как кур в ощип. А как тебе нравится барбатер под реактором? Это же бомба, подложенная под станцию! Оригиналы! Помнишь взрыв нашего газгольдера? Ах, да! Ты же нас и предупреждал.
Я слушал его и думал, что основные оппоненты на правильном пути. Их критика будет острой и беспощадной. Так и должно быть. Это справедливо, ибо они сегодня ближе всех к истине. Их «динозавр» работает. И они знают, почем фунт лиха.
Я вынул из папки и положил на стол перед Александром Дмитриевичем экземпляр своего экспертного заключения.
— Наши взгляды сходятся, — сказал я, прощаясь. — Ждем вас на научно-техническом совете.
— Я и не сомневался, дружище. Но учтите. Приморская станция хотя и работает, но мы еще не осмыслили ее. Ты меня понял? Вам еще тоже придется как следует поработать. Наиболее правильным, с государственной точки зрения, я лично считаю полное копирование Приморской. Да, да! Запуск в серию. Создание новых компоновок есть принципиально неверный подход на данном этапе. Согласен?
— Полностью! Схема та же, а компоновка и оборудование меняются.
— Ну, желаю удачи! — Старик крепко пожал мне руку. — Дело наше многотрудное, а Россия у нас единственная…
В тот же вечер я возвратился в Москву. Старина растрогал меня: память сердца неистребима. А мы многое пережили и потеряли многих.