— Когда вы представите проект на экспертизу министерства?
Сапаров повеселел. Маневр удался. Глаза его заблестели.
— Сидор Иванович! Через семь — десять дней представим.
— Артуньянц, вы смотрели проект?
— Нет еще, Сидор Иванович. Обязательно посмотрим.
Коллегия продолжала свою работу.
В коридорах института только и разговору было что о коллегии. Вроде бы Сапаров вернулся с коллегии здорово взбодренный. Так оно и оказалось. Когда он вызвал меня к себе, я увидел, что он пребывает в приподнятом настроении: быстро ходил взад и вперед по кабинету.
— Ну, как у вас дела, Юрий Иванович? — спросил Сапаров, и тут я впервые по-настоящему увидел его глаза — водянисто-голубые, отразившие свет окна и горящие нетерпением.
— Экспертное заключение готово.
— Уже?! Не слишком ли быстро? — Он продолжал ходить по кабинету, сунув руки в карманы и сильно сгорбившись.
— Срок определил Козис, — сказал я, став спиной к столу заседаний, чтобы держать Сапарова в поле зрения.
— Хорошо. Я вас позвал, чтобы сказать, что проект надо выпускать. Я дал слово министру.
— Надо, конечно.
— Почему какая-то уклончивость?
— Проект неважнецкий.
Сапаров остановился подле меня и, сильно жестикулируя и глядя мне через плечо, быстро заговорил:
— Это ничего, это мы знаем. Вначале все плохо. И гидростанции плохи были поначалу, а теперь и вовсе не плохи.
Он порозовел, и я чувствовал, что ему явно неудобно, что он далеко зашел со мной, и еще я чувствовал, что в путаной, запальчивой речи его было злое нетерпение. И вместе с тем я внимательно слушал, пытаясь уяснить, в чем же тут дело. Отрабатывает задний ход? Накрутили хвоста на коллегии? Ну и что? Там разбирали Курсайскую АЭС, срыв пуска. При чем тут техпроект вторых очередей?
А он продолжал:
— Ну хорошо. Что там не так? — Его глаза встретились с моими. Сквозь прищур отмеченных чернью век они слегка улыбались, и в них читалось смущение соучастника, — Так что же там не так?
Я смотрел ему прямо в глаза, пытался удержать их и хотя бы частично понять то, что скрывалось в их глубине.
— Многое не так. Например, взрывоопасное устройство локализации предельной аварии, — я сделал паузу. — Бомба, понимаете, скомпонована под ядерным реактором.
Сапаров посуровел.
— Это вы серьезно? — и опустил глаза.
— Вполне.
Я увидел, как с лица его сошел свет оживления, он сник и стал вдруг похож на человека, которого измучила зубная боль. Он прошел к столу и сел.
— Вы проговорили все это с Козисом?
— Буду еще. Сегодня в семнадцать.
— Я доверяю вам и прошу сделать все, чтобы проект вышел. В лучшем виде. Я обещал министру.
— Хорошо. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы улучшить проект.
— Я верю в ваш опыт и добрую волю! — крикнул он мне вдогонку.
«Все будет так, как вы просили, товарищ Сапаров. Мы желаем одного и того же — проект должен быть хорошим. И, несмотря на всю нелюбовь к «динозавру», я уже кое-что сделал для этого».
Так думал я, поднимаясь к Козису. Меня догнал главный инженер проекта Марков. Скороговоркой выпалил:
— Юрий Иванович! Юрий Иванович! Ходят слухи: вы разгромили проект в пух и прах.
— Придется доработать, — сказал я нехотя.
— Доработать или переработать?
— Простите, переработать.
— Но это же невозможно! — вскричал Марков. Его розовые черепашьи веки часто моргали, изумленные глаза просветленно смотрели на меня.
— Почему? — спросил я. Мне отчего-то вдруг стало смешно.
— Вышли все сроки. Завтра рассмотрение на научно-техническом совете министерства.
— Научно-технический совет и предложит переработку.
— Но это погром! Разбой! — Мясистое лицо его побурело.
— Ну, знаете!
Мы остановились, в упор глядя друг на друга. Глаза Маркова метали маленькие молнии.
Я повернулся и пошел. Он засеменил следом.
— Ну хорошо, ну хорошо! — вдруг сник он. — Где ваше заключение? Но боже мой! Я ведь уже раззвонил в Госстрой, афишировал наш проект, подготовил его утверждение. Пятьсот три миллиона против пятисот восьмидесяти мехмашевских.
— Дутые миллионы!
— Это диверсия, Юрий Иванович! Вы к Козису? Я с вами. Это невозможно! Проект должен увидеть свет!
Я не выдержал, остановился:
— Скажите, зачем вы взялись за этот проект?
— Какое это имеет значение? Надо уметь считать деньги. Это главное. — Глаза его снова обрели просветленное выражение.
Сразу с порога кабинета Марков крикнул Козису:
— Послушайте, что он говорит, он обливает нас грязью!