Он распалял себя в глубине души, понимая, что не совсем справедлив. Но он обожал логику, четкость выполнения его распоряжений, а председатель экспертизы не проявил, как ему теперь казалось, достаточной гибкости и способности к маневру. Ах, если бы не этот парень, он бы сейчас все прекрасно уладил. Козису он с ходу простит все прошлое, надо, надо налаживать работу, иначе… Воспоминания о коллегии и разговоре с министром вогнало его в испарину.
Вошел Козис.
— Здравствуйте, — сказал Сапаров, не сумев скрыть радости, вышел из-за стола навстречу с протянутой рукой.
Козис довольно сухо поздоровался, и они сели за стол. Голос Сапарова был ласковый, приглашавший к соучастию и сотрудничеству. Что греха таить, он боялся спугнуть вспыльчивого и еще довольно могущественного заместителя.
— Ну как дела? — нежно спросил Сапаров и засмеялся, но тут же спохватился, подумав, что его смех может быть расценен как издевка.
— Дело — труба, — угрюмо сказал Козис. — Завалили нас.
— Знаю, — сказал Сапаров полуласково-полусерьезно. Он пытался точно определить для себя состояние Козиса и понять, насколько тот доведен до готовности подчиняться. — Знаю прекрасно. — Сапаров и в голосе, и в лице изобразил подобие уныния. — Вы готовы к проработке вариантов?
— Не то что готов, — Козис поднял руку, — приперт к стене. Мы все сделали, но я вам доложу, — Козис возвысил голос почти до крика и, стуча указательным пальцем по краю стола, в такт словам отчеканил: — Я вам доложу, что уважаемый председатель доморощенной экспертизы обложил нас, как волков флажками. Положения его экспертного заключения почти слово в слово повторили все сторонние организации!
Сапаров удивленно вскинулся:
— Вы полагаете, замечания не по существу?
— Отчасти да. Но видите ли… (Сапаров отметил про себя, что Козис, кажется, входит в русло. Стало быть, жизнь налаживается.) Проект все же можно было утвердить.
— Скажите, как ваше мнение относительно перспективности проектируемой нами электростанции?
— Чудовищная насыщенность оборудованием и коммуникациями. Знающие люди говорят: грязи не оберешься.
— А министр знает об этом?
— Пока нет, наверное. Но узнает. Придет время — узнают все: статистика опыта сделает свое дело.
— А почему же мы их проектируем?
Вопрос Сапарова прозвучал несколько наивно. Он это сам почувствовал и рассмеялся:
— Да, наше с вами дело — выпускать проект. Нас обязали, мы подчиняемся. Дисциплина стоит дороже инициативы. Скажут «надо» — спроектируем и троглодита. Прошу вас завтра, в десять утра, на ватмане в карандаше дать проработки вариантов барбатера. Я буду докладывать министру…
— Будет сделано!
Я все ждал. Дело закончено. Пора бы Санарову вызвать меня для разговора. Можно подумать, его никогда в жизни не интересовала экспертиза второй очереди Чегерольской атомной электростанции и что он вообще ни при чем.
Временная прописка через неделю кончалась. Жильем и не пахло. По всему похоже было, что я повис в воздухе. Работа работой, но надо ведь и жить, черт возьми! Впрочем, распалялся я вовсе зря. Ведь по предварительным прикидкам выходило, что мое жизненное уравнение в сложившейся системе координат решения вроде бы и не имело. За что боролся, так сказать, на то и напоролся. Но все же…
Подождав еще пару дней, я сам проявил инициативу и двинул к Сапарову. Секретарши удивительный народ — они все знают! По выражению лица и по тону голоса Лидии Яковлевны я понял, что мне не светит.
— Сапаров у себя? — спросил я ее.
— Да, кажется, — ответила она как-то нехотя, скучно.
Я взялся за ручку двери.
— Он просил его не беспокоить!
— Переживет, — сказал я ей доверительно и прошел в кабинет к главному инженеру.
Сапаров сидел за столом и смотрел переписку. Увидев меня, он довольно сухо поздоровался и снова уткнулся в бумаги.
«Дает понять, что некогда», — подумал я.
Не ожидая приглашения, сел в кресло и стал ждать. Позиция моя была удобная. Сапаров листал бумаги, а я мог довольно свободно изучать его лицо. Посмотрим, у кого больше терпения!
Он явно был смущен, хотя изо всех сил старался выглядеть строго деловым. Перекладывая бумажки, вдруг спохватился, нажал клавишу селектора и раздраженно крикнул:
— Лидия Яковлевна, я прошу вас больше никого ко мне не пускать!
«Еще один намек», — подумал я.
Сапаров наконец понял, что после выговора секретарю молчать неприлично, порозовел и сказал, не отрывая глаз от бумаг: