Наладчики спустились в реактор и стояли на решетке корзины будущей активной зоны, куда через месячишко-два загрузят ядерные кассеты, как грибы в лукошко. А пока… Чистота как в операционной. И наладчики, словно хирурги, в белых костюмах. Они смотрели вверх, улыбались, что-то говорили друг другу и порою выкрикивали, поторапливая крановщика.
Снова вспыхнула дуга сварочного полуавтомата. Голубоватый вздрагивающий свет электросварки освещал стены и перекрытие реакторного зала. В воздухе пахло озоном, сгорающим металлом и расплавленным шлаком.
Крановщик смотрел на постамент, похожий на сильно выступающую в зрительный зал сцену театра, с затаенной мыслью: он был поэт и мечтал выступить когда-нибудь с этого возвышения со своими стихами перед затихшими и восторженно глядящими на него эксплуатационниками.
Но сейчас… Крышку реактора предстояло опустить на корпус. Варыгин включил ход. Мостовой кран загромыхал в сторону постамента. Белые фигурки людей с высоты птичьего полета выглядели какими-то трогательно беспомощными. Варыгину предстояло закрыть людей в корпусе реактора. Это всегда неприятно. Крановщик испытывал невольную тревогу. Но и ответственность. Потому что по наряду-допуску он оставался снаружи не только крановщиком, но и страхующим.
А внутри корпуса наладчики Капустин и Савкин за тридцать минут проведут контрольные замеры. За полчаса управятся. А больше нельзя. Как бы чего не случилось. Тут уж техника безопасности. Далее Варыгин откупорит их и опустит крышку на штатные ложементы.
Из темной глубины реактора два человека смотрели вверх и видели высоко над собой фермы перекрытия и ярко сияющее солнце зеркальной лампы. Свет резал глаза.
Темной тенью наполз мост крана и перекрыл свет.
— Э-ге-гей! Милон! — весело крикнул Капустин, и голос его заметался по реакторному залу. — Не закрывай солнце!
Крановщик поглядел вниз. Он услышал Капустина и подумал: «Ничего, Диогены, я ненадолго закупорю вас в атомной бочке. А бочка эта не токмо что зело мудрая, но и зловредная может быть, а посему постигайте мудрость ее и обрящете…»
Он отвернул ручку управления на «майна», и крышка медленно опустилась на корпус реактора.
— Все! — Варыгин засек время.
Ровно через тридцать минут, как обусловлено в наряде-допуске, он даст «вира» и откупорит атомный сосуд.
А в корпусе реактора Капустин и Савкин одновременно посмотрели на часы, когда стотонная крышка с коротким мощным ударом опустилась на фланец реактора. Голубоватый свет центрального зала сменился красноватым светом лампы-переноски. В закрытом объеме сразу густо запахло железом.
Савкин попал внутрь корпуса реактора впервые. Он недавно пришел сюда работать. Капустин же, опытный и бывалый наладчик, взял его с собою намеренно, чтобы с ходу приобщить к серьезному делу.
— Ну что, Митя? — спросил Капустин и дружески похлопал Савкина по плечу. — Привыкай, принюхивайся… А?.. Чуешь, пахнет железом?? Хлебцем нашим пахнет. Полюбишь этот запах — будешь работать. Нет — уходи…
Бас Капустина, усиленный эхом, гудел словно голос Саваофа над бездной.
Савкин медленно, с любопытством и некоторой опаской осмотрел корпус изнутри. Ему казалось, что объем все более сужается, что железо давит, вот-вот схватит людей в цепкие объятия и никогда уже не отпустит. Он смущенно улыбнулся и, словно пытаясь задобрить эту крепкую сталь, нежно погладил стенку шахты.
Капустину понравилась эта нежность. Он тоже тронул стенку, но иначе, по-бывалому, похлопал по ней как старого друга по плечу.
А массивная шахта даже не отдалась звуком.
— Вот ведь штука! — сказал Капустин, будто обидевшись на бесчувственное железо. — Понимаю тебя, Митюха. Смотришь и думаешь про эту железяку — экая громила! Разделяет входной и выходной потоки воды, защищает стенку корпуса от прямого воздействий нейтронов… И вроде начхать ей на людишек. Ан нет! Без нас она дура!
А шахта вроде как прислушивалась к Капустину и вторила ему сердитым бубнящим эхом.
Савкин, слушая товарища, продолжал поглаживать стенку шахты, ощущая пальцами мелкую шероховатость от следов резца, быстро провел ногтем по металлу, и получилось короткое и мелодичное «взик!».
— Вот где эхо, а? — сказал Капустин, поглядывая на часы и пытаясь понять, свыкся ли новенький с обстановкой. — Вот послушай, я сейчас крикну. Эй, полундра! — заорал Капустин во всю силу легких. — Наших бьют!