— Скажи ей, я сейчас выйду.
Его восхищало бесстрашие этой женщины. «Надо признать, она настоящая женщина, настоящий характер, какая отвага! Какая решительность! Какие глаза! Но нет, нет и нет, она меня не сломает! Она меня не покорит!»
Когда Аугусто вошел в гостиную, Эухения стояла. Он знаком пригласил ее сесть, но она, все еще стоя, воскликнула:
— Вас, дон Аугусто, обманули так же, как меня!
После этого бедняга почувствовал себя обезоруженным, он уже не знал, что сказать. Они сели, последовала короткая пауза.
— Да, я повторяю, дон Аугусто, вас обманули относительно меня, а меня — относительно вас, вот и все.
— Но ведь мы сами обо всем говорили, Эухения!
— Не вспоминайте того, что я сказала. Что было, то прошло!
— Конечно, что было, то прошло, иначе не бывает.
— Вы меня поняли. И я хотела, чтоб моему согласию принять ваш великодушный подарок вы не придавали ложного смысла.
— Я желаю того же, сеньорита, чтоб вы не придавали моему подарку ложного смысла.
— Вот так, откровенность за откровенность. А теперь, раз мы должны объясниться начистоту, я хочу сказать вам, что после всего происшедшего и сказанного вам я не могу, даже если бы захотела, отплатить за ваш щедрый подарок иначе, чем самой чистой благодарностью. Так же, как и вы, со своей стороны, я полагаю…
— Действительно, сеньорита, я, со своей стороны, после всего происшедшего и сказанного вами во время последнего нашего свидания да того, что рассказала мне ваша тетушка, и того, о чем я только догадываюсь, не могу, даже если бы захотел, требовать платы за свое великодушие.
— Значит, мы пришли к согласию?
— К совершенному согласию, сеньорита.
— И снова можем быть друзьями, хорошими, настоящими друзьями?
— Да, можем.
Эухения протянула ему руку, белую и холодную, как снег, с длинными пальцами, привыкшими покорять клавиши, и он сжал ее в своей руке, трепетавшей в эту минуту.
— Итак, мы будем друзьями, дон Аугусто, добрыми друзьями, хотя для меня эта дружба…
— Что?
— Быть может, в глазах общества…
— Да что же, говорите, говорите!
— Но, в конце концов, после печального опыта недавнего прошлого мне придется кое от чего отказаться.
— Объяснитесь яснее, сеньорита. Раз начали, договаривайте до конца.
— Что ж, дон Аугусто, все ясно, совершенно ясно. Не кажется ли вам, что после всего происшедшего, когда наши знакомые узнают про выкупленную вами закладную на мое наследство и про ваш подарок, едва ли найдется человек, который решился бы сделать мне предложение определенного рода?
«Эта женщина — сам дьявол!» — подумал Аугусто и, опустив голову, уставился в пол, не зная, что ответить. Когда через мгновение он поднял голову, то увидел, как Эухения вытирает набежавшую слезу.
— Эухения! — воскликнул он дрожащим голосом.
— Аугусто! — томно прошептала она.
— Но что же мы должны делать, по-твоему?
— О нет, ничего, это рок, всесильный рок, а мы игрушки, мы в его власти! Вот горе!
Аугусто встал с кресла и сел рядом с Эухенией на диван.
— Послушай, Эухения, ради бога, не играй со мной! Рок — это ты, другого рока здесь нет. Это ты меня притягиваешь и влечешь, ты вертишь мною, как хочешь, ты сводишь меня с ума; ты заставляешь меня нарушать самые твердые решения; ты делаешь так, что я — это уже не я…
И он обнял ее за шею, привлек к себе и прижал к груди. А она спокойно сняла шляпку.
— Да, Аугусто, это рок довел нас до такого состояния. Ни ты, ни я не способны изменить себе, лгать себе, для тебя немыслимо слыть человеком, желающим меня купить, как я сказала тебе в минуту ослепления, и для меня немыслимо слыть женщиной, желающей превратить тебя в заместителя, в вице-жениха, во второсортное блюдо, как ты говорил моей тетке; ведь я хочу лишь вознаградить тебя за щедрость.
— Но какая там разница, Эухения, слывем мы тем или другим? В чьих глазах?
— В наших собственных!
— Моя Эухения!
Он снова прижал ее к себе и стал поцелуями покрывать ее лоб и глаза. Было слышно дыхание обоих.
— Оставь меня! Оставь меня! — сказала она, оправляя платье и приглаживая волосы.
— Нет, ты, ты ответь, Эухения…
— Нет, я не могу, это невозможно.
— Ты просто меня не любишь?
— Любовь… Кто знает, что такое любовь? Я не знаю, не знаю, ничего не знаю…
— А минуту назад?
— Это было… роковое мгновение! Раскаяние! Да откуда я знаю, все это надо проверить. И потом, разве мы не условились, Аугусто, что будем друзьями, только добрыми друзьями и ничем иным?