— Как это — парность не замкнута?
— Конечно. Двумя линиями нельзя отграничить пространство. Самый простой многоугольник — это треугольник. Возьмите трех.
— Но у треугольника нет глубины. Самый простой многогранник — это куб; так что выходит по меньшей мере четыре.
— Но две не надо, ни в коем случае! Уж если не одну, то, по крайней мере, три. Но углубляйтесь в одну.
— Так я и намерен делать.
XXIV
После свидания с Папарригопулосом Аугусто говорил себе: «Итак, придется отказаться от одной из двух либо найти третью. Впрочем, для психологического исследования третьим членом, чисто идеальным третьим членом сравнения прекрасно может послужить Лидувина. Вот теперь у меня есть три: Эухения дает пищу моему воображению, голове; Росарио дает пищу моему сердцу, а кухарка Лидувина — моему желудку. Голова, сердце и желудок символизируют три свойства души, которые иначе называются разумом, чувством и желанием. Думают головой, чувствуют сердцем, желают желудком. Это очевидно! А теперь…»
«Теперь, — продолжал он думать, — блестящая мысль! Великолепнейшая! Притворюсь-ка я, будто снова собираюсь жениться на Эухении; снова сделаю предложение и посмотрю, согласится ли она избрать меня своим женихом, своим будущим мужем; конечно, я это сделаю только для проверки, как психологический эксперимент, ведь я уверен, что она мне откажет… А вдруг?.. Этого только не хватало! Она должна мне отказать. После всего случившегося, после сказанного ею при последнем свидании ее согласие невозможно. Она — женщина слова, как мне кажется. Но разве женщины держат слово? Разве женщина, Женщина с большой буквы, единственная, воплощенная в миллионах женских тел, более или менее красивых — скорее более, чем менее, — разве эта Женщина обязана хранить свое слово? Быть может, это лишь свойство мужчины? Но нет, нет! Эухения не даст мне согласия, она меня не любит. Не любит и уже приняла мой подарок. А если она приняла мой подарок и пользуется им, зачем ей любить меня?
Но если, отказавшись от своих слов, она мне скажет «да» и возьмет меня в женихи, а в будущем и в мужья? Ведь надо продумать все. Так, если она согласится? Она выиграет! Она поймает меня на мою собственную удочку! Вот и получится рыбак на крючке! Но нет, нет, этого не может быть! А если да? Тогда придется смириться. Смириться? Да, смириться. Надо уметь смиряться перед счастливой судьбой. Выть может, умение смиряться перед счастьем — самая трудная наука. Не говорил ли Пиндар, что все несчастья Тантала произошли от его неумения справиться со своим счастьем?{73} Если Эухения мне скажет «да», даст согласие, тогда… победит психология? Да здравствует психология! Но нет, нет, нет! Она не согласится, не может согласиться, хотя бы потому, что хочет, чтобы вышло по ее воле. Такая женщина, как Эухения, не даст себя в обиду; Женщина, когда она восстает против Мужчины, чтобы испытать, кто из них упорнее и постояннее в своих желаниях, способна на все. Нет, она не даст мне согласия!»
— Вас ждет Росарио.
Этими тремя словами, полными глубокого смысла, прервала Лидувина размышления своего хозяина.
— Скажи, Лидувина, женщины верны однажды данному слову? Вы умеете держать свое слово?
— Смотря по обстоятельствам.
— Ага, это поговорка твоего мужа. Но ответь мне прямо, а не так, как вы, женщины, обычно отвечаете: даете ответ не на заданный вопрос, а скорее, на вопрос, который, как вам кажется, вам хотели задать.
— А что же вы хотели узнать у меня?
— Умеете ли вы, женщины, держать данное вами слово.
— В зависимости от слова.
— То есть?
— Очень просто. Иногда дают слово, чтобы сдержать его, а иногда — нет. И никакого обмана тут нет, таково условие игры.
— Ладно, ладно, скажи Росарио, пусть войдет.
И когда Росарио вошла, Аугусто спросил ее:
— Скажи, Росарио, считаешь ли ты, что женщина должна держать свое слово, или нет?
— Я не помню, чтобы я вам давала слово.
— Да не об этом речь, а о том, должна ли женщина держать данное ею слово.
— А, вы говорите о другой, о той женщине…
— Да о какой угодно. Как ты думаешь?
— Ну, я ничего в таких делах не понимаю.
— Неважно.
— Хорошо, раз вы настаиваете, скажу — лучше всего не давать никакого слова.
— А если оно уже дано?
— Не надо было этого делать.
«Видно, — сказал себе Аугусто, — мне эту девочку с места не сдвинуть. Но раз уж она здесь, пустим в ход психологию, проведем эксперимент».