ГРЕНЛАНДИЯ, ТАСИЛАК. СЕЗОН ГНЕЗДОВАНИЯ
Вторая попытка. Перед баром на этот раз ни души, одни собаки — бросают сонный взгляд, а потом, когда я прохожу мимо, не предложив угощения, теряют ко мне всяческий интерес.
Я вхожу, странный шорох проносится среди посетителей, а потом, почти одновременно, все они принимаются аплодировать. Я вижу его за одним из столов — он улыбается от уха до уха и бьет в ладоши вместе с остальными. Меня хлопают по спине, пока я иду к барной стойке, от этого мне смешно.
Там меня с ухмылкой встречает некто. Лет тридцать, красавец, с длинными черными волосами, собранными в пучок. Нижние зубы откровенно кривые.
— Даму сегодня поить за наш счет, — объявляет он бармену — либо это еще один австралиец, либо тот, кто чуть раньше кричал с балкона.
— Да не стоит…
— Вы ему жизнь спасли. — Он снова улыбается, и я не могу понять, то ли это такой стеб, то ли так все и было. Решаю, что неважно — нальют бесплатно, и хорошо. Снова заказываю бокал красного и пожимаю ему руку.
— Бэзил Лиз.
— Фрэнни Линч.
— Фрэнни — красивое имя.
— Бэзил тоже.
— Нормально себя чувствуешь, Фрэнни?
Никогда мне не нравился этот вопрос. Буду умирать от чумы — и то он мне будет поперек горла.
— Подумаешь, холодная вода.
— Холод-то разный бывает.
Бэзил берет мой бокал и, не спросив, несет за свой столик, так что я иду следом. Он сидит вместе с «утопающим» — тот тоже успел переодеться в сухое — и еще несколькими приятелями. Меня знакомят с Самуэлем, дородным дядечкой лет шестидесяти с густой рыжей шевелюрой, и с Ани-ком, щупленьким инуитом. Потом Бэзил указывает на троицу молодых людей за бильярдным столом:
— Эти два раздолбая — Дешим и Малахай. В экипаже недавно, тупые жутко. А красотка — Лея.
Лохматый кореец, долговязый негр. Женщина — Лея — тоже чернокожая, самая высокая из троих. Они свирепо ругаются по поводу правил игры в бильярд, так что напоследок я поворачиваюсь к «утопающему», ожидая, что его мне тоже представят, но Бэзил уже пустился в пространные излияния по поводу того, что ему подали на ужин.
— Переварили, переборщили с орегано, с маслом тоже. Про гарнир, елки-метелки, вообще молчу. А сервировка — ну вообще ни в какие ворота!
— Ты заказал сосиски с пюре, — скучающим голосом напоминает ему Аник.
Самуэль все не сводит с меня смешливых глаз.
— А ты откуда будешь, Фрэнни? Выговор не могу опознать.
Для австралийцев выговор у меня ирландский. В Ирландии меня принимают за австралийку.
Я с самого детства моталась туда-сюда, никуда не прилепилась.
Я делаю глоток вина, морщусь — уж больно сладкое.
— Можешь меня называть ирландоавстралийкой.
— Так я и думал, — говорит Бэзил.
— А как ирландку занесло в Гренландию, Фрэнни? — не отстает Самуэль. — Ты поэтесса?
— Поэтесса?
— Ну, ирландцы вроде как все поэты.
Я улыбаюсь:
— Нам, наверное, нравится так думать. Но я изучаю последних уцелевших полярных крачек. Они гнездятся на побережье, но скоро полетят к югу, до самой Антарктиды.
— Значит, ты все-таки поэт, — подытоживает Самуэль.
— А вы рыбаки? — спрашиваю я.
— Ага. Сельдь ловим.
— Значит, привыкли к разочарованиям.
— Ну, по нынешним временам, пожалуй, да.
— Вымирающий промысел, — поясняю я.
Их предупреждали, и не раз. Всех нас предупреждали. Запасы рыбы закончатся. Океан почти пуст. Забирали и забирали, ничего не осталось.
— Пока нет, — впервые подает голос «утопающий». Он тихо слушал, и вот я поворачиваюсь к нему.
— В дикой природе рыбы почти не осталось. Он наклоняет голову.
— И зачем ее ловить? — интересуюсь я.
— Мы ничего другого не умеем. А в жизни должно быть место подвигу.
Я улыбаюсь, но лицо будто задеревенело. Внутри все сжимается, я думаю о том, как воспринял бы этот разговор мой муж, боровшийся за сохранение вымирающих видов. Его презрение, отвращение не ведали бы пределов.
— Шкипер у нас нацелился отыскать Золотой улов, — докладывает, подмигнув, Самуэль.
— А что это за штука?
— Белый кит, — поясняет Самуэль. — Святой Грааль, источник молодости. — Он так широко поводит рукой, что пиво выплескивается на пальцы. Похоже, он пьян.
Бэзил бросает на старшего товарища нетерпеливый взгляд и поясняет:
— Огромный улов. Как в былые времена. Чтобы набить трюм под завязку и разом разбогатеть.
Я разглядываю «утопающего».