Ловить рыбу руками, да еще на глазах малолеток, он не был пока готов, собирать раковины, сверкая голым задом, — тоже. От лагеря тем временем потянуло дымком; Крокодил встал, потянулся и неторопливо зашагал через лес к поляне.
Группа подростков поскромнее обирала грибы с кирпично-красного ствола — каждый гриб похож был на горбушку хлеба. Крокодил на всякий случай отломил кусок и себе. Мальчишки не стали есть добычу сырьем, а отнесли к костру и, насадив на острые палочки, взялись жарить над огнем. «Еще один ресурс», — подумал Крокодил.
Он подержал свой гриб над костром, стараясь не спалить. Принюхавшись, откусил краешек, подержал во рту. Вкус был овощной, отдаленно напоминающий вареную морковь, — не деликатес, но с голодухи сгодится. Крокодил, решившись, проглотил; первый кусок «дикой» пищи упал в желудок, и ничего страшного не произошло. «Во всяком случае, драка за еду в этом летнем лагере не предусмотрена», — решил Крокодил.
С реки притащили тем временем пойманную рыбину. Тащили два голых парня, один за голову, другой за хвост, хотя рыба явно не стоила таких усилий: она была оглушена, по-видимому, камнем и полностью равнодушна к своей дальнейшей судьбе. Безжизненную тушку бросили на траву у костра и тут только, облепленные чешуей, спохватились: никаких ножей, ничего, чем можно было бы разделать, выпотрошить, почистить. Решили запечь целиком в глине; Крокодил наблюдал.
С ним никто не заговаривал. Он не заговаривал ни с кем. Зеленый метис Тимор-Алк, тоже совершенно одинокий, встал, отряхнул колени и зашагал по направлению к шалашам на краю поляны — он был полностью одет, сандалии не снял, руки держал глубоко в карманах коротких штанов.
Крокодил подумал и тоже пошел поглядеть, где тут можно «найти себе жилье».
Всего шалашей было три: два ветхих и один новый, со свежими еще листьями на крыше. «Первый же дождь, — подумал Крокодил, — зальет такой „поросячий домик“ за полчаса». Он заглянул внутрь; пахнуло сыростью, землей и потом. Веревочные гамаки, прикрепленные к врытым в землю столбам, висели в три яруса вдоль стен. Кроме гамаков, никакой мебели не предлагалось.
У Крокодила испортилось настроение. В миграционной «гостинице» он жил в отдельном доме с зеленой травкой на полу, с большими окнами, удобной мебелью и великолепно оборудованным санузлом. Здесь, по всей видимости, роль туалета исполняла выгребная яма.
Снаружи носились, жужжа и звеня, насекомые. Тимор-Алк, не вынимая рук из карманов, стоял перед плетеной стенкой — единственной стеной местного сортира. Снаружи все выглядело именно так, как боялся Крокодил, — настил со множеством дыр. Но запаха не было. Крокодил отлично знал, какой в подобных местах бывает запах.
— Не воняет, — сказал он Тимор-Алку.
— Там очиститель, — зеленоволосый показал куда-то вниз. И, помедлив, спросил: — Ты мигрант?
— Да.
— Откуда?
— С Земли.
— А…
Он был скуластый, очень бледный, похожий на раскрашенную гипсовую статую. Глаза не красные, как у альбиносов, а карие, с таким же сиреневым оттенком, как у инструктора Аиры. По глазам Крокодил понял, что парню очень одиноко, очень неуютно здесь, что он готовится к худшему и страшно рад, что Крокодил с ним заговорил.
— Ты слышал о Земле? — заинтересовался Крокодил.
— Только то, что с нее бывают мигранты. Не часто.
— А откуда больше всего приезжает мигрантов?
— Раньше много было с Лоа, — подумав, сказал Тимор-Алк, — но они не ездили на Пробу.
— Почему? — спросил Крокодил с интересом.
Метис пожал плечами:
— А зачем? У них нет разницы… нет представления, полноправный или зависимый. У них в родном языке слов таких нет, поэтому они поначалу путали… путались.
— Так, — сказал Крокодил. — А теперь мигрантов с Лоа меньше?
— Теперь совсем нет, — зеленоволосый провел по земле ногой в пыльной сандалии. — Их планета взорвалась, только пыль осталась.
— А, — сдавленно сказал Крокодил. — Тогда понятно, отчего они мигрировали.
— Это они сперва мигрировали, кто поумнее. А потом Лоа перевели в зону бедствия, а жителей всех в категорию беженцев и стали пачками засылать на новые миры, где вообще ничего нет, только атмосфера искусственная. Даже почвы нет. А на Раа им закрыли договор.
— Закрыли договор?
— Ну, перестали принимать на Раа…
«Наверное, я тоже немного путаюсь после переустановки языка, — подумал Крокодил. — Мне до сих пор кажется, что я думаю по-русски, но „любовь“ и „кровь“ в этом языке не рифмуются».