Выбрать главу

— Игорь я, дядь Толь…

Дядя Толя был синяком. И казалось, будто вся та спиртовая дрянь, которую он в себя вливал, влияла на него только положительно. Дядя Толя будто бы законсервировался в одном возрасте и состоянии. Когда Игорь был маленьким, дядя Толя был такой же, грязноватый, замызганный, вечно пьяненький. Работал он то ли слесарем, то ли сторожем. Потом Игорь подрос, а дядя Толя все оставался прежним. Не старея, не меняясь, не умирая, хотя по всему выходило, что у него давно должна была отвалиться печень, желудок, сердце, почки и легкие, потому что дядя Толя еще и курил. С приходом независимости для дяди Толи изменилось только одно: он окончательно скатился на дно социальной лестницы. Потерял работу, квартиру. Переселился в подвал, где его поддерживал местный управдом, доверяя работу дворника. Все остальное было по-прежнему: одеколон, дешевая водка, дружбаны-синяки. Вечно приветливый, улыбающийся из недр косматой бородищи, дядя Толя был одним из столпов мироздания.

— А, Игорек! Ты чего тут? А? Был-то где?

— В Финке был, дядя Толя. Работал.

— Ой, работа эта, кипешное дело, пустое. Всех денег-то и не заработаешь. — Он присел рядом с Игорем на корточки. Сурово пахнуло немытым телом.

— Мои где? Не знаешь?

— Твои. Ну, Дарья-то… вон как… Видал?

— Видал.

— А Андрейка твой у соседки… Ты куда? Эй! В подвале они хоронятся, в подвале! От дурной. Узелок забыл…

Дядя Толя посмотрел вслед убежавшему Игорю, взвесил на ладони узелок. Потом, воровато озираясь, развязал ткань. На свет выкатилась бутылка кагора.

— От те нате, — хмыкнул он, облизнувшись. — Подгон босяцкий…

Соседка Мария Оттовна была женщиной одинокой и, что называется, с прошлым. Первый супруг ее, подводник, бравый мужчина, сгинул во время очередного похода. Почему и как, никто не знал. Мария Оттовна вышла замуж повторно уже во времена независимости, за рыбака. Родила двух детей. Но море и на этот раз оставило ее без мужчины. Второй муж застудился во время лова, лечился, по традиции, спиртом и помер, отравившись паленой дрянью. Не приходя в сознание. У Марии Оттовны остались двое детей, лет семи-восьми. Чтобы их хоть как-то прокормить, она работала на трех работах, получала все равно мало. Рано состарилась. И когда все заснули, а некоторые проснулись через много лет в неузнаваемом мире, для нее мало что изменилось. Заснула, проснулась, стала жить дальше. Женщину заботили только она сама, ее собственные дети… Да еще один. Приемыш, которого она нашла рыдающим рядом с ветхими останками его бабушки…

Сейчас этот парень висел на шее у пропавшего и нашедшегося отца.

Рыдали оба.

А Мария Оттовна всхлипывала, глядя на них, и утирала сухие глаза платком. По привычке. Все слезы она выплакала давным-давно.

Жила Мария Оттовна в подвале, по соседству с дядей Толей. По ночам с улицы часто доносились крики. Люди пропадали. По дворам рыскали страшные люди с ножами, жадно высматривающие… Что? Мария Оттовна боялась даже думать об этом.

Она хорошо знала травы. Днем выбиралась и собирала вершки- корешки, обильно росшие в округе. Вываривала из них «летние щи», как она называла ту странную бурду, что у нее получалась. Дядя Толя навострился ловить мелкую живность. Добычей делился только со своей нечаянной соседкой.

О будущем Мария Оттовна, как и большинство жителей Таллинна, не думала. Ей и без этого хватало забот. Только изредка она с содроганием вспоминала о будущей зиме, охала и крестилась…

Андрюшка отца узнал сразу. Наверное, тем особым детским чутьем, каким определяется родитель — в каком бы виде он не явился. Игорь был небрит, лохмат, грязен, оборван, весь в синяках и ссадинах, но все равно это был папа. Единственный важный человек в жизни. Все остальные были как бы не в счет, шли фоном…

Морозов осторожно обнимал худенькое, легкое существо, прижимался лицом к его волосам, вдыхал его запах. И вздрагивал от странного, убийственного чувства, которое неожиданно поселилось в груди и начало распирать, расти… Это был новый страх.

Раньше ему было все равно: умрет или нет, что будет есть, где будет спать. Теперь все стало иначе. Резко! В один миг! Теперь крайне важно стало находить нормальную еду, ночлег, хороших людей. Потому что рядом трепетала маленькая, восторженная, настоящая жизнь, за которую он, Игорь Морозов, был в ответе. Перед кем? Не понятно. Перед собой, наверное…

Еще был стыд. Давящий и жгучий, разъедающий сердце. Стыд за то, что он, здоровый мужик, шлялся черт знает где, а тут его ждал ребенок! Плакал, надеялся, звал…