Охранники отмерли и протестующе замычали. Но их уже никто не слушал, впереди стоящие мигуми скользнули к ним впритык, и помещение озарили две вспышки бластеров. Пострадавшую же женщину поместили в медкапсулу. Приказ девяносто шестой я осмыслила чуть позже, по-видимому, не захотели раздувать дело. А так пристрелили охрану и спихнули все на заключенных, а с изнасилованной договорятся. В крайнем случае, промоют мозги и вызовут кратковременную амнезию.
Оставалось найти еще двух гражданских и столько же заключенных. Они тоже были где-то тут, за одной из многочисленных дверей. Играться в тихих невидимок, мне надоело, да и шума мы уже наделали столько, что только глухой бы не услышал. Поэтому я просто вышла в центр административной зоны и гаркнула во все горло:
— Говорит командир карательного отряда мигуми, у вас ровно минута на то, чтобы обозначить свое местонахождение, в противном случае открываю огонь на поражение по всем дверям, — , если мужики умные, выползут, если нет, то и не жалко.
Минуты не понадобилось, ближайшая от меня дверь щелкнула, и оттуда вышел мужчина среднего возраста в синей форме с бластером в кобуре. Окинув меня осторожным взглядом, он чуть сдвинулся в сторону и вывел двух молодых парней закованных в наручники.
К слову мне было видно, что парализаторы там не активированы, да и следов длительного контакта с тесными обручами на запястьях заключенных не наблюдалось. Ясно, что заковали их только сейчас. Следом за этими двумя вышел еще один молодой охранник и встал так, чтобы прикрыть собой зеков. Я хмыкнула и опознала личности облаченных в черную робу — Марк Конски и Глеб Пуше — статья пиратство, возраст двадцать и двадцать один соответственно. Ясно очередные горемычные искатели приключений.
— Активируйте на наручниках парализаторы и ведите их к остальным.
Заметив за моей спиной живых заключенных, старший охранник скривился. Но ничего не сказал. Сверив свои первоначальные данные с тем, что я получила в итоге, убедилась, что обнаружены все заявленные зеки и гражданские.
Осталось только выбраться отсюда и доставить груз на Землю в центр управления внутренними делами. Здание тюрьмы я опечатала. Все записи с видеокамер мы изъяли. Вроде, как и все. Махнув рукой на выход, мы уверено, не скрываясь, двинулись к проходной. Наши шаги звучали четко. Все молчали. За нами парили медкапсулы с ранеными. Периодически мы поглядывали на мониторы контроля над их состоянием. Особые опасения вызывала женщина, обнаруженная в столовой с фото своей малышки, но ее показатели были на уровне нормы. Признаться, очень хотелось довезти ее живой, поэтому вынув из кармана предпоследнюю поликорбонатовую капсулу с хаонитами, я сделала еще одну инъекцию. Это был мой личный запас, так что распоряжаться им могла, как пожелаю.
Посадочная площадка «обрадовала» плавающими над землей без малого тремя сотнями тел. Вопрос, как их распихать по крейсеру среднего класса, рассчитанному на команду из двадцати человек, был очень актуальным. Когда нас посылали, об этом почему-то никто не подумал.
Сверху из нашего космического судна спустился широкий аэролифт. В первую очередь мы отправили наверх капсулы с ранеными. Потом пришла очередь и черных мешков. Заключенные стояли тихо и проблем не создавали. Закончив грузить покойников, мы подняли и их.
Я покидала астероид последней, как и подобает командиру отряда.
Глава 2
Утро не радовало. Я проснулась еще, когда на небе были видны звезды, и теперь лежала на узкой койке и смирено ждала рассвета. Бессонница меня уже давно не заботила. Первое время я пыталась с ней бороться. Принимала лекарственные препараты, плавала перед сном, слушала рекомендованную музыку, но все было напрасно. Ночь перестала чем-то отличаться от дневного времени. Сон, если и приходил, то был кратковременным и поверхностным. А последний месяц, казалось, что я и вовсе не спала.
Словно дремала, только мучая себя.
О причинах своего недуга старалась не думать, но получалось плохо. Оставаясь в темноте комнаты наедине сама с собой, сложно было отогнать непрошеные мысли. Память, словно лютый враг, снова и снова прокручивала картины прошлого. Перед глазами стояли лица убитых. Говорят, что мигуми бесчувственны, что в нас нет ничего человеческого. Это ложь, маски безразличия спадают, стоит нам остаться в одиночестве.
И тогда приходит страх.
Парализующий ужас безысходности от понимания, что так будет всегда, и ничего иного впереди нет. Ни близких, ни друзей, только мелькающие в памяти имена тех, кто погиб от твоей руки и становится неважным, что это были за люди и что они совершили. Имел значение лишь тот факт, что это в твоей руке не дрогнуло оружие, и это ты пролил его кровь.