Заиграла музыка будильника, загорелся тёплый свет. Капсульный отель снимался только на 9 часов. Эта сеть так и называлась – 9h. Японцы посчитали: один час на душ, семь часов на сон и час на сборы. Более девяти часов может негативно повлиять на психику. Для Михи, прожившего неделю в колодце сирийской пустыни, это показалось смешным. Внизу у гостиницы стоял японец в дорогом костюме и держал лист бумаги с надписью Mixa. Судя по тому, как тот стоял, он отлично владел боевыми искусствами. Глаза ничего не выдавали, но чувствовалась сильная воля. Миха замедлил шаг и выдохнул. Остановив дыхание, он запел про себя Спас Сергия Радонежского. «Господи помилуй, Господи, спаси». С каждым шагом видение Михи крепло и обретало форму. Под манжетами японца проявились татуировки. Две лапы дракона переходили в хребет и сходились на спине в скрученный хвост, на котором сидел Будда. На лопатках красовалась клыкастая пасть, склонившаяся к его голове. Миха вернул дыхание, подошёл и поприветствовал японца.
— Амито Фо, — произнёс он буддийское приветствие и немного склонил голову.
— Амито, — улыбаясь ответил японец и также склонил голову.
Он открыл дверь машины, приглашая Миху сесть. Закрыв за ним дверь, японец сел на место водителя, и они поехали. За стеклом замелькали вывески. Над головой зашумел монорельс. Люди, как всегда, куда-то торопились. Японцы сами по себе очень исполнительные люди. Как муравьи, они чётко выполняют предписанные обязательства. С шести лет им прививают коллективизм. К шестнадцати они готовы нести пользу. Звучит очень сладко, но в действительности в Японии один из самых высоких показателей самоубийств. Не все могут вынести жёсткую иерархию.
Когда они выехали из центра и направились в горную часть за Токио, Миха решил собрать первоначальные сведения.
— Миха, — представился он.
— Мися! — повторил японец, — Харуки, — представился он.
— Харуки сан, мне нужно что-то знать ещё до встречи? — Миха незаметно для себя перешёл на японский. В этом ему помогла память реинкарнации.
Харуки с интересом посмотрел на него.
— Вы долго жили в Японии, Миха сан?
— 21 год на острове Хоккайдо, — ответил Миха и снова вспомнил, как сражался против русской Империи.
— Точно! Слышу знакомый акцент, — улыбнулся Харуки, — А я местный. Работаю на семью господина.
— Соболезную. Как он умер? — спросил Миха.
— В уединении, Миха сан. Закрылся со своим слугой на семь дней. После чего слуга оповестил о кончине...
Они помолчали немного.
— Тело где?
— Лежит в главном зале. Его запретили трогать, до тех пор пока не прибудут монахи для провождения в загробный мир.
— Буддийские?
— Они самые! Вы отдыхайте, Миха сан. Ехать далеко. Приедем. Всё расскажут.
Миха немного откинул кресло. Настолько, чтобы не вызывать у Харуки волнения. Всё же они скованы рамками правили. Миха стал размышлять о деле. Вспомнился анекдот: «Я готов делать что угодно, лишь бы лёжа». Улыбаясь, Миха задремал. Между явью и сном есть хорошее местечко, где мозг активно анализирует информацию. Первое, что всплыло, это Харука сан. Он непростой человек. Дракон на татуировке выказывал высокий статус бандитского влияния. Но, судя по тоже татуировке, к Якудза Харука не имел прямого отношения. Его татуировка не соответствовала их стилю. Вторым всплыло действие, на которое пошёл Глава семьи. Предчувствуя близкую смерть, вместо того, чтобы броситься к врачам, он уединился. Миха чуял, что Старик это сделал не из прихоти, а по каким-то соображениям.
Миха пробудился, когда они стали подъезжать к воротам. На горном склоне, поросшим хвойными деревьями, стоял большой деревянный дом. Судя по всему, его поставили год или два назад. Харуки повёл Миху в боковую часть дома, где их ждала нанимательница - Хината старшая дочь Главы. За столиком сидела пожилая японка в белом траурном халате, одетого поверх буддийского оранжевого.
— Намасте! - поприветствовала она.
— Намасте, госпожа Хината, — ответил Миха и почтительно сложил ладони.
— Рада приветствовать вас, — по-русски, но с трудом произнесла она.
— Аригато, — ответил Миха, — Мы можем говорить с вами на вашем языке.