Я очень СТРАСТНАЯ, говорит Инга Майзе. Если бы мне дали показать это на экране. А сценаристы, к сожалению, часто совершенно забывают о том, что я еще и женщина.
Госпожа Рогальски решительно переступает порог небоскреба фирмы «Кёстер». Поднимитесь на третий этаж, пожалуйста. Приемная шефа. Личная секретарша шефа выглядит так, будто она сошла со страниц модного журнала. Совсем малявка, крашеные волосы и тому подобное. Она решила, что госпожа Рогальски — обычная пожилая дама, которую можно быстренько отшить, как любую пожилую даму. Телезрители находятся в состоянии злорадного предвкушения, их воображение уже рисует картину того, что произойдет, когда господин Кёстер обо всем узнает. Он же ее и уволить может! В жизни их всех уже не раз отшивали. А некоторые того же возраста, что и госпожа Рогальски.
Я снова полна СТРАСТИ, говорит Инга Майзе. Я вся ПЫЛАЮ!
Вы что, не видите, что это мать моего будущего зятя? Тупица безмозглая! — кипятится начальник, набрасываясь на подчиненную. Та выскальзывает из приемной как мышка. Только что она была большой и грозной, а теперь стала совсем маленькой. Так ей и надо, считают телезрители. Белокурая дива, которой уже довелось сидеть у Кёстера на коленях и которая считала, что власти ее нет предела, теперь выброшена за дверь, как поганая тряпка. Я тебе еще позвоню, потом, попозже. (Кёстер произносит эти жестокие слова, ощущая, что к нему вернулся юношеский пыл. Глаза госпожи Рогальски не отвлекаются ни на что постороннее, и вещи, которые обладают в чужих глазах большой ценностью, для нее ничего не значат, она смотрит в корень.) Прошу вас, садитесь, милостивая госпожа.
Я очень СТРАСТНАЯ, говорит Инга Майзе. И эта СТРАСТЬ живет во мне всегда. Но телезрители тупые, они этого не замечают.
Откуда у вас деньги, господин Кёстер? Они достались вам в наследство? Кёстер оживляется.
Я добился всего совершенно самостоятельно, я пробился наверх сам, собственным трудом. Это было нелегко. Я начал с крохотного предприятия по обжарке кофе сразу после войны и работал как ломовая лошадь. Мне ничего не доставалось даром, в этом меня никто не может упрекнуть. Только старый Нойман (о нем мы еще услышим) был со мной с самого начала. Теперь он мастер в обжарочном цеху. Именно такого ответа госпожа Рогальски и ожидала. Она понимающе улыбается: и вы никак не можете понять, что мой сын тоже хочет пойти своим путем и самостоятельно утвердить себя в вашей фирме, как когда-то сделали вы сами? У молодежи большие планы и большие амбиции.
Я снова полна СТРАСТИ, говорит Инга Майзе. Но к сожалению, это никого не интересует, ведь все видят во мне только заботливую мать семейства.
Что ж, один-ноль в вашу пользу, госпожа Рогальски. Кёстер, исполненный любезности, целует руку госпоже Рогальски. Но свадебное путешествие для молодых уже забронировано. Что же мне теперь делать с билетами? Ида Рогальски улыбается своей обворожительной улыбкой, против которой трудно устоять. Мне кое-что пришло в голову. Телезрители замерли в ожидании. Они сразу смекнули, что речь идет о белокурой диве — подружке Кёстера. Той самой, которая так нагло себя вела. Нет, они никак не ожидали, что госпожа Рогальски поступит столь необдуманно. Ведь эта вертихвостка, кроме смазливого личика, ничем больше похвастаться не может.
Я очень СТРАСТНАЯ, говорит Инга Майзе. Я полна тайных желаний. СТРАСТЬ просто переливается через край.
Но позвольте, госпожа Рогальски! Великий Кёстер испытывает некоторое чувство стыда перед дамой, сидящей напротив. Все эти юные цветочки хороши только своей свежестью — понюхал да и выбросил. Ничем, кроме смазливого личика, они похвастаться не могут. Все это отбросы, бракованный человеческий материал. Да к тому же они глупы как пробки. Знаете, моя жена была совсем другой, но с тех пор как она умерла… Пускаешься иногда во все тяжкие, я знаю. Госпожа Рогальски участливым тоном заканчивает его фразу. Но при этом нередко больше теряешь, чем приобретаешь, — я имею в виду человеческое достоинство, господин Кёстер. А теперь давайте перейдем на «ты», вы не против? Кёстер снова целует ей руку. И вдруг его осеняет: а может быть, вы сами… то есть ты сама поедешь, дорогая Ида? Я?! Как тебе такое могло прийти в голову, Вернер? Дома я чувствую себя лучше всего. В своем привычном окружении. В моем возрасте подобные вещи уже не соблазняют. Тысячи телезрителей одобрительно кивают головами. Они ТОЖЕ ТАК ДУМАЮТ.