Выехали с острова ранним утром, когда еще стояли сумерки. Тем не менее к отъезду каравана явился староста Максим, чтобы проводить князя. Его сопровождали с десяток горожан.
- Чем порадуешь напоследок? - спросил его Михаил.
- Устроили мы облаву на бродячих и одичавших псов, - ответил староста. - Десятка два перебили, остальные разбежались.
- Еще чего хорошего скажешь?
- Вчера к нам из леса пришел человек. "Надоело, - говорит, - по лесным дебрям скитаться. Примете меня?" - "Отчего же не принять", - отвечаю. Нашлась для него убогая лачужка.
- Кто таков этот человек?
- Трифон Балясников. Землепашец и к тому же плотник. Взяли его в наш круг.
- Много ли таких по окрестным лесам бродят?
- Сие одному Господу ведомо.
Михаил тепло распрощался с киевлянами, и его небольшой караван съехал с высокого берега на днепровский лед, направляясь к северу. На пути встретилось несколько одиноких выселков, как видно, обитаемых. В целом же местность казалась безлюдной. Лишь однажды повстречался вооруженный луком охотник на лыжах. Он двигался быстрым шагом по высокому берегу. Заметив на льду Днепра караван, приветливо помахал рукой.
Князь Михаил ехал во главе колонны, размышляя над недавним сном, вызвавшим тяжелые мысли. Во время сельского свадебного пира, участником которого ему довелось стать, Михаил Всеволодович, утомленный дорогой, а потом пиршеством, прилег отдохнуть и моментально уснул. Снились ему горькие и тяжкие события, которые могли ожидать его в Орде.
С этими мыслями Михаил со своим отрядом подходил к тому месту, где сливались вместе скованные льдом Днепр и его приток Десна.
В пути князь непрестанно думал о своей поездке в Орду, о встрече с ханом и его приближенными. Батый представлялся ему грозным деспотом, окруженным толпой придворных и родственников, людей угодливых и покорных. Михаил был убежден, что встреча с Батыем не сулит ему ничего хорошего, а тревог и переживаний принесет немало. В пути он жадно расспрашивал всех встречных князей Рюриковичей, побывавших в ханской резиденции, об их впечатлениях о пребывании у хана Батыя. Впечатления воспринимались как сумбурные, разноречивые, но можно было уловить в них главное. К русским князьям, посещавшим ханское обиталище, Батый и его окружение относились неуважительно, требовательно, заставляли исполнять всякие унизительные обряды, явно противоречащие нормам православной веры, ее привычным канонам, оскорбляющие достоинство русича.
"А если сии требования идут вразрез с элементарными правилами православной религии?" - задавал себе вопрос князь Михаил и оставался в тяжком раздумье.
Посетители ханской столицы, города Сарай-Бату, которых удавалось встретить в пути, вызывали у него тревожные и беспокойные мысли. Он знал, что из Сарая возвращаются живыми далеко не все русские князья Рюриковичи. Некоторые, хотя их было и не так много, подвергались в Орде жестокой расправе, если чем-то не угодили хану. Не ожидает ли такая же участь и его, Михаила Всеволодовича? Все может быть. Нельзя заранее предугадать, что на уме у жестокого хана.
Развалины опустошенных селений, встречавшихся на пути, показывали, на что способны ханские люди. Северное ответвление от основного потока Батыева войска, наступавшего на Киев, нацеливалось на Чернигов, расположенный на нижней Десне. Когда-то низовья этой реки были густо заселенным краем с частыми деревнями. Все они, бывшие на пути вражеского войска, безжалостно разрушались и уничтожались. После ухода отсюда ордынцев на месте селений оставались лишь пепелища. Такая же участь ожидала и цветущий в свое время Чернигов. Теперь же возродились немногие селения, всего два-три, состоявшие из двух-трех наспех сработанных изб.
С ледяного покрова Днепра свернули на скованную льдом Десну, его правый приток. Пустынная местность неожиданно оживилась одиноким человеком, шагавшим на лыжах. Его сопровождал небольшой охотничий пес. За спиной его хозяина были приторочены лук и колчан со стрелами.
- Куда путь держишь, добрый человек? - таким возгласом остановил его князь Михаил. - Уж не в Киев ли?
- Я маленький человек, земледелец и охотник. Зачем мне Киев?
- Значит, черниговский.
- И опять не угадал, мил-человек. Обитаю в прибрежном выселке. Когда-то было богатое село со своим храмом. Все пожгли проклятые Батыевы люди, когда крушили злополучный Чернигов. Слава богу, я с семьей и еще один мой сосед успели укрыться в прибрежных камышах и уйти в ближайший лес. А остальные сельчане попали к монголам. Кто-то поплатился жизнью, а кто-то был уведен в полон.
- Грустные вещи рассказываешь. Представился бы.
- Донат Дударев я.
- А я киевский князь Михаил. Слыхал о таком?
- Еще бы не слыхать.
- Как же ты стал далее поживать, когда Батыева орда покинула край?
- Вернулся из лесного укрытия на прежнее место. Узрел одно пепелище. Еще пришел из лесного убежища мой родственник Корнилий. Видим грустную картину: следы пожарищ, развалины бывших хат. Кое-как собрали остатки, что удалось наскрести. С великим трудом возвели хатенки. Вот и все, что осталось от прежнего селения. Пока не разжились зерном, чтобы засеять поле. А кормиться-то надо: у меня деток четверо, у соседа Корнилия двое.
- Как же вы кормитесь?
- Корнилий у проруби сидит, щук ловит, а я дичью промышляю. Больше куропатки попадаются.
- Успешной охоты тебе, Донатушка. А у нас дальняя дорога.
Путь по скованному льдом Днепру был совсем непродолжительным. Свернули на лед днепровского притока - Десны. На правом берегу реки показались не то какие-то строения, не то развалины Чернигова.
Михаил несколько оживился при виде родного города Чернигова, вернее, его следов. Город был осажден татаро-монголами, взят штурмом и разрушен до основания. Значительная часть его жителей была перебита или пленена. Уцелели совсем немногие. Поэтому и не нашлось в княжеской семье желающих владеть Черниговом и носить титул черниговского князя.
Михаил считал этот город частью своего киевского удела, но наведываться сюда не любил. Уж очень тяжкие впечатления производили на него развалины Чернигова. Здесь уцелели каким-то чудом лишь несколько десятков его обитателей. Управление городом, вернее, тем, что от него осталось, возглавил местный боярин Анкудинов, укрывшийся при приближении неприятеля в окрестностях.
В свое время в Чернигове действовали более десятка больших и малых храмов. Теперь же служба совершалась только в одном не самом значительном храме. В главном соборе, который был превращен в пепелище, в подвале находилось родовое захоронение князей, родителей князя Михаила - его отца Всеволода Святославича и матери Марии Казимировны.
Прежде всего Михаил пожелал поклониться их праху, но лестница в соборный подвал была завалена всяким хламом, мусором, битым кирпичом, обломками церковной утвари, конским навозом. Да и подступы к лестнице были также захламлены. Ханские люди превратили собор в конюшню, а соборную утварь и образа сожгли на кострах, следы которых виднелись в разных частях обширного храма.
Михаил Всеволодович отдал распоряжение боярину Амвросию Анкудинову, управляющему немногочисленным населением Чернигова, расчистить завалы в соборном храме и открыть путь к княжеским саркофагам. Анкудинов со своими людьми с явной неохотой взялся за расчистку. Видя, что дело двигается крайне медленно, к нему подключились княжеские дружинники. К ним присоединился и боярин Феодор. Все же общими силами путь к саркофагам удалось расчистить. Князь Михаил приказал обоим священникам - и тому, который сопровождал его из Киева, и другому, местному, черниговскому, служившему в единственном местном небольшом храме, - совершить обряд над саркофагами родителей. Когда священники закончили поминальную молитву, Михаил опустился на колени перед каменным надгробием матери и прижался к его поверхности с высеченными на ней надписями, напоминавшими об имени и титуле покойной княгини. Такая же надпись была высечена на соседнем саркофаге, установленном над прахом отца Михаила, князя Всеволода Святославича.
Князя Михаила с женой и боярина Феодора пригласил остановиться у себя в доме боярин Анкудинов, местный управляющий. Сопровождавший Михаила киевский священник был приглашен черниговским священником в его дом. А стражники расположились на ночь у костров на кучах хвороста.